– Чёрт возьми! – хмыкнул Скоттинс, уперев массивные кулаки в не менее массивные бока.
…
Забраться повыше – первобытный инстинкт наших предков. Мы подсознательно ищем спасения на высоте, но высота ставит нас в ещё более уязвимое положение, чем земля. Несмотря на это, какая-то непостижимая сила тянет нас туда. Мы жадно ищем там воздуха, но воздух слабеет с высотой.
«О, Высота, спаси меня!» – говорим мы богине Небес, с агонией глядя в её прозрачные глаза. Она обнажит наше сердце, и если оно будет тяжелее, чем её перо, то Высота погубит нас. Мы должны отпустить свои страдания, потому что слёзы тяжелее дождя, а небо легче, чем земля. Я жалею вас, бедные люди. Ваши тела тяжелы, но когда вы вырвитесь из них, то узнаете, что сердце больно освобождать. Но обнажённое сердце сильнее, чем то, что спрятано в броне. Эту броню пробьёт лишь любовь. Люди, любите Высоту, и Высота освободит вас.
…
Эрик сидел на крыше и искал спасения. Почему люди не умеют летать?
Скоттинс присел рядом с ним с двумя рюмками. Он молча протянул одну рюмку Эрику. Мгновение спустя обе рюмки были опустошены. Мужчины разговаривают друг с другом без слов. Это особый вид языка.
– Ты любишь её? – спросил Скоттинс.
– Да, – ответил Эрик.
– Ты сказал её об этом?
– Нет.
– Почему?
– У неё есть другой.
– Это всё, что тебя останавливает?
– Нет. Это меньшее, что меня останавливает.
– Тогда что?
– Для неё так будет лучше. Я не хочу испортить ей жизнь.
Скоттинс замолчал. Он понял Эрика. Люди очаровательны в своём идиотизме – наступать много раз на одни и те же грабли поколение за поколением.
– Так будет лучше для всех.
– Балда! – внезапно прогремел Скоттинс, дав Эрику подзатыльник. – Может так и правда будет лучше, но знаешь что – пусть это всё идёт к чёрту на рога! Не нужна причина, чтобы кого-то любить, нужно просто любить и всё, понимаешь?
– Я делаю это ради неё.
– Чушь собачья! Ты делаешь это ради себя! Потому что ты трус!
Эрик опустил взгляд. Удары Скоттинса на него не действовали. Необходима была другая тактика.
– Ты такой же трус, как я.
Эти слова Эрик услышал. Скоттинс никогда не говорил что-то подобное в свой адрес.
– Ты не думай, что я родился старым никчёмным сапожником, нет. Я был таким же подмастерьем, тоже думал, что поступаю разумно. Я хотел быть с ней наравне. Только потом я понял, каким ослом я был!
Эрик хмуро смотрел перед собой. Сапожник положил свою огромную руку на плечо своего ученика.
– Она не будет ждать тебя вечно. Каждый должен сделать шаг вперёд. По-другому не будет работать. Ты это понимаешь?
Что-то щёлкнуло внутри. Это было похоже на щелчок пальцев, только в голове. В такие моменты к нам приходит долгожданный ответ, который покажется нам настолько очевидным, что мы ещё долго будем называть себя идиотами, и недоумевать: «Как к такой простой мысли можно идти так долго и мучительно?».
– Какой же я идиот! – сказал Эрик и вскочил на ноги так резко, что упёрся головой в самое небо.
– Вот! А я о чём говорю!
Эрик начал спешно карабкаться по крыше вверх к выходу. От суетливых движений он чуть не упал, сбивая ногами черепицу.
– Давай полегче! Ты в мастерской мне ещё живой нужен! – сказал вдогонку Скоттинс.
Эрик обернулся.
– Мистер Скоттинс, – сказал Эрик, задыхаясь. – Спа… Спасибо. За всё. Я не забыл о свлём обещании. Я сделаю всё, что вы пожелаете, но позже.
Из глубин живота Скоттинса донёсся барабанный смех.
– Всё, чего я желаю – это чтобы ты не был таким ослом, как я!
Скоттинс пожал Эрику руку. Помастерье почувствовал наличие в ладони небольшого предмета. Развернув пальцы, Эрик обнаружил внутри чаши своей руки серебряное кольцо.
– Ты знаешь, что с ним делать, в этом деле я тебе не помощник, – сказал Скоттинс и по-отечески похлопал Эрика по плечу. – С Рождеством, дружок Санты!
– Спасибо, – сказал Эрик, не успев удивиться, и в порыве эмоций обхватил Скоттинса, насколько ему позволяла длина рук.
– Не за что, сынок, – сказал Скоттинс. – Ну, всё, нечего сопли распускать! Беги! Успевай!
Эрик помчался к вокзалу. Поезд готовился покинуть родные пути.
…
– Потрясающе, просто потрясающе! – не уставал повторять мистер манн, листая альбом Мэри. – Столько замечательных эскизов! У вас талант, Мэри, я не ошибся.
– Благодарю, мистер Манн, – сказала Мэри, не отрывая глаз от окна автомобиля.
– Томас.
– Что? – спросила Мэри, впервые оторвавшись от созерцания тающих на стекле снежинок.
– Можете называть меня Томас. В конце концов, мы теперь жених и невеста.
– Да, верно, – сказала Мэри, потупив взгляд. – Простите, мистер Манн… То есть, Томас.