Час, я вижу, мой настал.
Илья Петеньку берёт,
Но совсем не узнаёт.
Кочет понял: «Дело гибло –
Память зелие отшибло;
Как же тут ему помочь –
Вспомнить то, что стёрто прочь?
Говорить я не умею,
Да и вытолкают в шею,
Разве только просвищу
И что надо сообщу».
А купец видать тоскует;
Взял поделку, в дульце дует;
И как будто сквозь туман
Слышит вдруг: «Обман! Обман!
Ты, купец, не верь вдовице,
И помошнице – сестрице;
Вишь, вином тебя поят,
Окрутить, купец, хотят.
Да, она, конечно, Глаша,
Но, увы, совсем не наша;
Повнимательней смотри,
Да глаза свои протри!»
* * *
Но, Илья тут рассердился:
«Что ты мелешь, вот
взвинтился?!
Что? Какая ещё Глаша?!
Та, что здесь – она и наша!
Она сделала тебя;
Ты свистишь супротив зря;
Хоть слова твои важны –
Доказательства нужны».
Тут Парашка подскочила:
«Что за свист, а в свисте сила?
Изменился вон в лице,
(Дело значит в скудельце*.
Свист какой – то уж чудной,
Будто заговор какой?)
Дай ка мне свистульку эту,
Понесу её до свету.–
(Догадавшись – тут не зря,
Появленье скуделя,) –
Ишь, свистит перед лицом,
Знать толкует о своём;
Его раньше не бывало,
Мастерица, знать, прислала».
Только знали бы Парашка
И её сестрица Глашка,
Что петух не так-то прост,
Не поймать его за хвост.
Встрепенулась вдруг глиняшка,
А тут хвать его Парашка –
Руку быстро протянула,
Пальцы в кулаке сомкнула,
Раздался победный клич,
Будто ей попалась дичь.
К ней спешит на помощь Глашка.
У лица купца Парашка
Кулак тихо раскрывает,
А петух – то не взлетает,
Не трепещет, не квохчи́т,
Будто там и не сидит.
Смотрят – вот так, на тебе –
Нос купеческий в руке.
Что тут было – не сказать,
Не сказать, не описать:
В самовар купец глядит –
На носу лапша висит;
Сестра плачет, Глашка воет;
Купец нос и трёт и моет,
А петух в дому летает,
Но, как выпорхнуть, не знает;
Дверь закрыта на щелчок;
В окнах ставни на крючок.
«Ах, зловредная ты птица!–
На него вдова злобится, –
Я тебе тут посвищу,
Метлой быстро угощу;
Кабы мне тебя поймать,
Да разбить и растоптать…».
Сёстры петуха ловили,
Было дух не испустили.
* * *
Их мудрее была кошка;
Поднялася из лукошка;
Рыжая, глаза горят,
И на скуделя глядят.
Дескать, кура полетай;
Только, милый, так и знай,
Если я поймать берусь,
Ни за что не промахнусь.
Много ль можешь ты летать
И ни чуть не отдыхать?
Вот задуют на ночь свечи…
У тебя же нет повети,
Куда мог бы ты взлететь,
И себя в ночи сберечь.
Ну, а так, куда ни ткнёшься –
Всё о стены разобьёшься.
Знаешь ты, что я права
И что это не слова.
Потянулась, позевнула,
В клуб свернулась и «уснула».
Но не кончен этот сказ,
Зорко в щёлку смотрит глаз.
Петушок летал, летал,
Обессилел и упал.
К нему рыжая подходит:
«Что, по-моему выходит?
Ну, куриный соловей,
Кто из нас с тобой мудрей?
Говорила ж чудаку,
Так и надо дураку»;
В зубы петушка берёт
И хозяюшке несёт.
А хозяйка её Глашка
И её сестра Парашка,
Свистуна быстрей хватают,
Да и в печь его бросают,
Прямо в пламя, прямо в жар;
С петушка завился пар;
Дверцу Глашка закрывает,
Говоря: «Пусть полетает.
Ты, Рыжуха, молодец;
Отсвистелся скуделец».
Петушку в огне истома,
А сбежать, так нет приёма,
И куда бежать, и как?
В мыслях полный кавардак*.
Только очи его зрят –
Перья вовсе не горят;
Хвост как был, так есть дугой,
Только стал он золотой;
Гребешок же – просто чудо,
Словно горстка изумрудов,
На главе его лежит,
Белым пламенем горит.
Тут открылось поддувало;
В печке сразу жарче стало;
Ветер знойный шелестит;
В Петушка струёй бежит,
Через дульце, напрямик…
Оживился Петя вмиг
И из печки (что нельзя),
Свист весёлый раздался.
Сёстры разом встрепенулись,
Огляделись, ужаснулись,
И одна кричит другой:
«Его надо кочергой!
Разбить, с углями смешать,
А потом на них сплясать!».
Вместе к печке той бегут,
Кочергу в неё суют.
Ну, а Петя- петушок,
Жаром взятый гребешок,
Правым крылышком взмахнул,
Левым глазом подмигнул,
Да и скрылся вдруг в дыму;
Как взлетел он не пойму,
Только среди тьмы ночной,
Он поднялся над трубой.
Над деревней слышен крик:
«Ку-ка-ре??-ку! Ку-ка-ри?-к!»
Слава! Слава петушку!