Барабан висел на стене между окнами, как раз напротив кровати, где спал мальчик.
Это был старый военный барабан, сильно потёртый с боков, но ещё крепкий. Кожа на нём была туго натянута, а палочек не было. И барабан всегда молчал, никто не слыхал его голоса.
Однажды вечером, когда мальчик лёг спать, в комнату вошли дедушка и бабушка. В руках они несли круглый свёрток в коричневой бумаге.
— Спит, — сказала бабушка.
— Ну, куда нам это повесить? — сказал дедушка, показывая на свёрток.
— Над кроваткой, над его кроваткой, — зашептала бабушка.
Но дедушка посмотрел на старый военный барабан и сказал:
— Нет. Мы повесим его под барабаном нашего Ларика. Это хорошее место.
Они развернули свёрток. И что же? В нём оказался новый жёлтый барабанчик с двумя деревянными палочками.
Дедушка повесил его под большим барабаном, они полюбовались им, а потом ушли из комнаты…
И тут мальчик открыл глаза.
Он открыл глаза и засмеялся, потому что вовсе не спал, а притворялся.
Он спрыгнул с кровати, босиком побежал туда, где висел новый жёлтый барабанчик, придвинул стул поближе к стене, вскарабкался на него и взял в руки барабанные палочки.
Сначала он тихонько ударил по барабанчику лишь одной палочкой. И барабанчик весело откликнулся: трам-там!
Тогда он ударил и второй палочкой. Барабанчик ответил ещё веселее: трам-там-там!
Что за славный был барабан!
И вдруг мальчик поднял глаза на большой военный барабан. Раньше, когда у него не было этих крепких деревянных палочек, он даже со стула не мог дотронуться до большого барабана. А теперь?
Мальчик встал на цыпочки, потянулся вверх и крепко ударил палочкой по большому барабану. И барабан прогудел ему в ответ тихо и печально…
Это было очень-очень давно. Тогда бабушка была ещё маленькой девочкой с толстыми косичками.
И был у бабушки брат. Его звали Ларик. Это был весёлый, красивый и смелый мальчик. Он лучше всех играл в городки, быстрее всех бегал на коньках, и учился он тоже лучше всех.
Ранней весной рабочие того города, где жил Ларик, стали собирать отряд, чтобы идти бороться за Советскую власть.
Ларику тогда было тринадцать лет.
Он пошёл к командиру отряда и сказал ему:
— Запишите меня в отряд. Я тоже пойду драться с белыми.
— А сколько тебе лет? — спросил командир.
— Пятнадцать! — не моргнув ответил Ларик.
— Будто? — спросил командир. И повторил снова: — Будто?
— Да, — сказал Ларик.
Но командир покачал головой:
— Нет, нельзя, ты слишком молод…
И Ларик должен был уйти ни с чем. И вдруг возле окна, на стуле, он увидел новый военный барабан. Барабан был красивый, с блестящим медным ободком, с туго натянутой кожей. Две деревянные палочки лежали рядом.
Ларик остановился, посмотрел на барабан и сказал:
— Я могу играть на барабане…
— Неужели? — обрадовался командир. — А попробуй-ка!
Ларик перекинул барабанные ремни через плечо, взял в руки палочки и ударил одной из них по тугому верху. Палочка отскочила, будто пружинная, а барабан ответил весёлым баском:
— Бум!
Ларик ударил другой палочкой.
— Бум! — снова ответил барабан.
И уж тогда Ларик стал барабанить двумя палочками.
Ух, как они заплясали у него в руках! Они просто не знали удержу, они просто не могли остановиться. Они отбивали такую дробь, что хотелось встать, выпрямиться и шагать вперёд!
Раз-два! Раз-два! Раз-два!
И Ларик остался в отряде.
На следующее утро отряд уезжал из города. Когда поезд тронулся, из открытых дверей теплушки раздалась весёлая песенка Ларика:
Ларик и барабан сразу стали товарищами. По утрам они просыпались раньше всех.
— Здорово, приятель! — говорил Ларик своему барабану и легонько шлёпал его ладонью.
Здо-ро-во! — гудел в ответ барабан. И они принимались за работу.
В отряде не было даже горна. Ларик с барабаном были единственными музыкантами. По утрам они играли побудку:
Это была славная утренняя песня!
Когда отряд шёл походным маршем, у них была припасена другая песня. Руки Ларика никогда не уставали, и голос барабана не умолкал всю дорогу. Бойцам было легче шагать по топким осенним дорогам. Подпевая своему барабану, они шли от привала к привалу, от привала к привалу…
И вечером на привалах барабану тоже находилась работа. Только ему одному, конечно, справиться было трудно.
Он только начинал: