— Отдай мне перья, я прикрою ими тело.
Но ты не слушай, смело делай своё дело.
И, даже вспыхнет жаром гневного огня,
Ты не давай!
Но и не бойся, я потом,
Как улетят другие птахи, помогу
И примирю вас, и к родному очагу
Тебя отправлю с ней вдвоём, в родимый дом.
И год прожил Джаншах у шейха в ожиданье,
Немного сердце успокоив встречей скорой.
И дни считал и размышлял о жизни новой,
И обо всём, что приключилось…
Ясность знанья
Возникла в думах одиноких не случайно…
Он много понял в этот год и вспомнил много,
Ему открылись тайны времени и света,
Узнал причины дел земных и суть секрета,
Стал слышать песни сфер из неба голубого.
Вот наступил тот долгожданный, чудный срок!
Джаншаху шейх совет, что сказан был, напомнил,
Чтоб аккуратно тот всё в точности исполнил,
Чтоб с девой в радости домой вернуться смог.
В саду Джаншах укрылся, ждёт прилёта дев.
И целый день там просидел, но всё напрасно.
Вот день второй сидит, тоскует он ужасно,
Но лишь на третий день дождался.
Оробев,
Он затаился, не дыша почти, стоит…
А птицы скинули все перья без опаски,
И только старшая сказала:
— Словно в сказке!
Хотя… предчувствие престранное томит…
Боюсь, не спрятался ли кто, да
вдруг обман?
Сестрица средняя промолвила на это:
— Да Сулеймановый дворец пустует леты,
Лишь раз в столетие гуляет Сулейман.
Затем и младшая воскликнула, смеясь:
— Клянусь Аллахом, драгоценные сестрицы,
Что если спрятался тут некто, то томится
Из-за меня. Похитить хочет, не таясь!
А он смотрел на них, они не замечали…
Но может только для забавы так вели
Себя сестрицы, и плескались, сколь могли,
И веселились да играючи кричали.
И вот Джаншах стремглав помчался, как стрела,
К одеждам девушек, и ту схватил, что надо.
А звали девушку — Шамса, очам отрада!
Они заметили его, и голоса
Их стали томными и ласковыми вдруг.
А, подойдя, они увидели красу
Джаншаха юного, и глаз его росу,
И тут прошёл у них нечаянный испуг.
— Кто ты, и как пришёл сюда, зачем одежду
Шамсы забрал, скажи, о, юноша прекрасный! -
Они спросили. Он ответил, сладкогласный:
— Я расскажу, коль вы подарите надежду.
И тут Шамса ему: — А как меня узнал?
А он промолвил: — Свет очей моих, отрада!
Всё расскажу и всё поведаю, как надо,
Так подойди ко мне, я год тебя тут ждал.
— О, господин, прохлада глаз моих, отдай
Одежду мне, чтоб я могла прикрыть себя!
— О, повелительница сердца, как же я
Отдам одежду? Ты велишь мне — умирай!
Шамса ему: — Коль не даёшь, так отойди,
Чтоб сёстры вышли и меня слегка прикрыли
Своими перьями, что с детства мы носили.
— Я повинуюсь, — он ответил, — выходи.
Одевшись, сёстры дали пёрышко Шамсе,
Что не позволило бы девушке лететь,
Но прикрывало наготу, дабы смотреть
Он, не смущаясь, мог, восторг даря красе.
Шамса выходит из воды, как солнце в небо,
Как полноликая луна на россыпь звёзд,
Мир затмевая ароматом нежных грёз,
А голосок звучит волшебнее напева:
— Прекрасный юноша! Меня ты погубил,
Но и себя… Скажи, случилось что с тобою?
И он заплакал, не справляясь сам с собою,
Тут поняла она, как он её любил…
Шамса вздохнула:
— Если любишь так меня,
То отпусти сейчас к родителям моим,
Я расскажу им и вернусь к очам твоим.
И стану жить в твоей стране, тебя любя.
Джаншах услышал и воскликнул:
— Как могла
Убить бы ты меня, да столь несправедливо?
— Но почему… убить тебя? — она ревниво
Ему в ответ, ведь жаром я тебя не жгла…
— Да потому, что… как оденешь ты одежду,
И улетишь, я во мгновение умру.
Шамса ему: — Не беспокойся, я пойду
Теперь же замуж за тебя. Храни надежду.
И в тот же миг она его поцеловала
Меж глаз и в щёку, и обнялись тут они,
Был слышен сердца стук, затем уж отошли
Друг ото друга, и Шамса уже сияла.
А сёстры фруктов принесли и угощали
Влюблённых весело, завидуя немного,
Что счастья не было у них самих такого,
Но срок когда-нибудь придёт в родные Дали.
И тут шейх Наср вошёл, приветствуя гостей.
Они ответили. И он Шамсе сказал:
— Знай, этот юноша любовью воспылал,
Великой, истинной, люби, не охладей.
Шамса на это отвечала:
— Повинуюсь!
И шейху руки целовала, наклонясь:
— Клянусь Аллахом, страшной клятвы не боясь,