— Так что давай прощаться, Амети, — сказал Нимрихиль, садясь перед жрецом на корточки. — До встречи — как ты выразился тогда? — в заплечной у Дхарина.
И он хрипло рассмеялся. Вся кровь Амети превратилась в лед, он беспомощно переводил взгляд с Нимрихиля на Арундэля. Язык у него пристал к небу.
— Надеюсь, — прошептал Арундэль, — он не станет долго мучить хотя бы тебя. Однако я бы на твоем месте на это не рассчитывал.
Нимрихиль снова вскочил: было видно, что он не в состоянии безропотно ждать смерти.
— Неужто мне на роду написано сдохнуть как крыса в мышеловке! — воскликнул он, в отчаянии ударив кулаком по запертой на засов каменной двери, из-за которой не доносилось ни звука. Остановился, вынул из рукава нож, повернул лезвием к себе, поднял глаза на Амети. Как ни напуган был жрец ожидавшим его будущим, от этого взгляда и от клинка он отпрянул.
— Не бойся, Амети, — негромко сказал ему Нимрихиль. — Этого лекарства я бы не дал тебе, даже если бы ты меня умолял. И сам пробовать не стану, — с этими словами он убрал нож обратно в спрятанные под рукавом ножны и пошел куда-то вглубь святилища, которое по размерам своим было больше, чем комната со змеями.
— Вот мерзость… — донесся откуда-то издали его голос. — Удавить бы ее, тварь, да нечем…
Амети машинально сначала сел, потом встал на ноги, опершись о стенку, и пошел на голос — ему слишком страшно было оставаться рядом с Арундэлем. Нимрихиль стоял шагах в десяти от него и глядел на что-то, бледно вспыхнувшее в свете факела. Жрец подошел поближе.
Посреди круглого помещения с низким потолком возвышалось что-то вроде круглого же алтаря, сложенного из камней. На его выточенной из цельного камня чуть выпуклой верхней плите лежала странная вещь — что-то вроде золотого или позолоченного наруча. Только был он очень велик и причудливо сделан: змея, обвивающая металлические пластинки. Теперь эта змея тоже шевелилась, тянулась к Нимрихилю своим раздвоенным языком, хлестала хвостом, но без толку: клепки намертво прижимали ее к пластинам наруча, покрытым головокружительно запутанным узором. Присмотревшись, Амети увидел, что наруч не просто лежит на каменной плите, а словно слегка вплавлен в нее. Змее было не выбраться.
— Чье это? — спросил Амети чужим хриплым голосом.
— Не знаю. Только догадываюсь, — ответил нумэнорец. — Какая разница?
Змея с шипением рванулась еще раз, и Амети от неожиданности отскочил.
— Не бойся, — начал было нумэнорец, но тут змея рванулась еще сильнее, да так, что дрогнула каменная плита, в которую был вплавлен наруч. Нимрихиль замер на мгновение, потом шагнул вперед и, ухватив золотую змею под голову и за одно из колец туловища, изо всей силы потянул на себя. Раздался скрип, и Амети увидел, как медленно сползает с алтаря толстенная каменная плита, открывая под собой жерло колодца. Причем крышка отходила в сторону так, как будто была закреплена на одном штыре. Несколько мгновений нумэнорец и Амети смотрели друг на друга, потом Нимрихиль повернулся к свету факела и закричал:
— Арундэль! Иди сюда, слышишь! Иди скорее!
Он выпустил змею — голова ее бессильно поникла — бросился к Арундэлю, схватил в охапку его и факел и поволок к колодцу. Амети, сбросив оцепенение, наклонился и осмотрел снизу толстую каменную плиту-крышку. Ничего сверхъестественного не оказалось в том, что Нимрихилю довольно легко удалось ее своротить — снизу плита была выдолблена на большую часть своей толщины. Из колодца доносился какой-то слабый звук — журчание воды?
Нимрихиль, отодвинув Амети в сторону, с факелом в руке перегнулся через край:
— Ага, ступеньки. Амети, держи факел, подашь мне его, когда я туда слезу.
Амети и Арундэль ждали Нимрихиля в кромешной темноте, привалившись к каменной стенке алтаря-колодца. Наконец, на низком потолке заплясал красноватый отблеск и раздался знакомый голос:
— Все в порядке! Спускайтесь ко мне.
Амети поднялся, но Арундэль остался сидеть. Амети потряс его за плечо, но тот еле слышно проговорил:
— Идите без меня… Не могу больше…
Амети испуганно перегнулся через край колодца:
— Твой приятель что-то совсем плохой!
Нимрихиль выскочил из колодца как шайтан из шкатулки, сунул в руки Амети догорающий факел, встряхнул Арундэля за плечи:
— Очнись! Я тебя здесь даже мертвого не брошу!
Арундэль слабо отталкивал его:
— Там снова тупик…
— Да перестань же! Это второй сток для воды из цистерны! У-у-у!
Нимрихиль беспомощно огляделся по сторонам, подскочил к лежавшему подобно груде тряпья жрецу Змеи, в мгновение ока размотал с него длинный широкий пояс и обвязал им Арундэля под мышками:
— Ничего, я сам тебя поволоку.
Потом повернулся к Амети:
— Знаешь, а тебе придется ползти последним и закрыть за нами крышку. И вот еще: тоже обвяжись своим поясом, а внизу привяжи другой конец к поясу Арундэля. Если ты отстанешь, я не смогу за тобой вернуться — лаз для этого слишком узкий. Только торопись: факел уже догорает.
Пока Нимрихиль стаскивал Арундэля вниз, Амети беспомощно искал, куда бы деть чадящий факел. Потом с досадой воткнул его прямо в наруч, между пластинами. Обвязался поясом и неловко перебрался через край колодца: ступеньки начинались ниже уровня пола святилища. С опаской взялся за крышку, которая, однако, двигалась не так тяжело, как ожидал Амети. Наконец каменная плита со скрежетом сползла в паз, и над жрецом Скарабея сомкнулась гробовая темнота.
Часть 4. Пес и его Хозяин
Амети открыл глаза и некоторое время смотрел. Потом до него дошло, что именно он видит, и из его груди вырвался слабый стон. Точнее, не стон, а хрип: в горле было сухо, как в полуденной пустыне. Рядом кто-то зашевелился. Амети оторвал свой взгляд от самого прекрасного зрелища на свете — вечернего неба, уже покрытого звездами — и повернул голову.
Рядом лежал совершенно неживой следопыт: глаза закрыты, неподвижное лицо в серых разводах пыли. Только по рукам пробегает как будто судорога. Амети напряг память: во время путешествия по подземному ходу сознание несколько раз милосердно его покидало, но рано или поздно он приходил в себя от боли — когда его лицом рывком тащили по мелким острым камешкам, осыпавшимся со стен — и тогда надо было из последних сил ползти, преодолевая боль и расстояние. Эта пытка длилась бесконечно и прекратилась лишь сейчас, когда он увидел над собой звезды в темном небе. Осталась только тупая ломота во всем теле, и еще дико саднило лицо, разбитые локти и колени.
Амети еще некоторое время полежал неподвижно — несмотря на боль и жажду, мир был прекрасен, а жизнь — полна чудес и радости. Потом, мысленно вернувшись по подземному ходу, он подумал о погоне и решил, что надо что-то делать. Пока он над этим размышлял, воздух и песок быстро остывали, и скоро жрец почувствовал, что начинает зябнуть.
Собравшись духом, Амети сел, покряхтывая от боли, и оглянулся: они все трое лежали под невысоким скатом, в котором чернело отверстие, откуда они, видимо, выползли. Вокруг, насколько можно было понять, осмотревшись по сторонам, тянулись, выступая из песка, невысокие скальные кряжи: совершенно дикое место, ни следа зверя или человека. За зубчатой стеной гор догорал закат.
Амети оглядел своих спутников: по одну руку лежал по-прежнему неживой следопыт, по другую — бывший пленник, свернувшийся в клубок. Они трое все еще были связаны поясами.
Амети пошевелил Нимрихиля: тот не шелохнулся. Руки его от запястья до локтей были покрыты сплошной кровавой коркой. Амети толкнул его сильнее, нумэнорец что-то невнятно простонал, но глаз не открыл. Плечо его было горячим на ощупь.
Это было уже серьезно. Амети подавил мгновенный страх и повернулся к Арундэлю. Тот дышал спокойно и ровно, как будто спал. Амети тронул его за плечо, и тот почти сразу открыл темные в сумерках глаза и странно посмотрел на Амети, словно видел его впервые.