Альвион фыркнул:
— Я надеюсь, ты не забыл поделить подвиги хитрого жреца на десять?
— Не забыл. И не забыл приписать их тому, кто их совершил, — и Халдар хлопнул следопыта по плечу. — А лорду Эгнору и Наместнику передайте, что я остаюсь.
Альвион замялся. Халдар пристально на него посмотрел и погрозил пальцем:
— Ты что, опять?! Ну, не миновать тебе не только пряника, но и кнута, как тут говорят!
— Что нам передать Домой и в Виньялондэ? — спросил его Арундэль.
Халдар поднял голову и посмотрел на небо за западным краем долины:
— Передайте, что я вернусь, когда смогу. До встречи, друзья.
Они обнялись на прощание, и Халдар зашагал к белеющим в темноте палаткам Черной Стражи. Альвион и Арундэль долго смотрели ему вслед.
— Вот и конец харадским приключениям, — сказал Альвион задумчиво. — До Умбара все пойдет гладко.
— Я бы не хвастался уловом, не выйдя в море, — ответил Арундэль.
Альвион посмотрел на него и улыбнулся:
— Не думаю, что Кхамул отправился на север охотиться за нами. Ладно, пойдем заберем Амети, пока он и в самом деле не сболтнул лишнего.
В рощице чахлых тамарисков и степных дубков горел костер. Хозяин шел впереди. Войдя в рощу, он нарочно наступал на сухие ветки, цеплялся плащом за колючки, однажды оступился и негромко выругался по-харадски.
До костра оставалось шагов тридцать, когда их окликнули:
— Эй, кто идет!
Хозяин остановился:
— Не позволят ли благородные путники провести время у их костра? Не всем любезно шумное общество возчиков…
— Что ж, подходите, если не боитесь, — и от костра донеслись смех и тонкое подхихикивание.
Выйдя к костру, хозяин снова остановился и произнес:
— Что может грозить мирным путникам у самой границы великого Умбара, земли покоя и достатка, где правит великий Народ Моря? Привет вам, добрые странники!
Однако сидевшие у костра напоминали, скорее, грабителей с большой дороги, нежели «добрых странников». В особенности тот, кто их окликал — здоровенный детина в до невозможности драном халате, сквозь дыры которого светились исчерченные шрамами ребра, в опорках, от которых остались одни подошвы, привязанные к ступням и лодыжкам. Внешность его также не внушала доверия: голову покрывала недлинная щетина, которая не скрывала шрамы на виске, придававшие ему совершенно разбойничий вид. Лицо его украшали яростные светлые глаза и несколько подживших ссадин и царапин. Он стоял уперев руки в бока и не выказывая совершенно никакого опасения при виде пришельцев, хотя ни на поясе, ни в руках у него не было оружия.
Второй, укутанный в нечто, бывшее когда-то, скорее всего, черным плащом, сидел опершись о дерево и вытянув к костру неправдоподобно длинные ноги в черных сапогах некогда дорогой замши. Он поднял голову, откинув за широкие плечи длинные черные волосы, завязанные в хвост, и рука Пса словно сама по себе стиснула рукоять ятагана: на мгновение ему почудилось, что перед ним сам Лорд Рингор, Наместник Умбара. Почти такие же до жестокости твердые и холодные черты, строгий взгляд серых глаз, аура могущества и власти. Но несколько царапин на бледном худом лице подчеркивали молодость нумэнорца, а исходившая от него сила как будто бы не нуждалась во внешних проявлениях, скрываясь в нерушимом спокойствии взгляда, как форель на дне прозрачного, но глубокого родника. Псу вдруг вспомнились полузабытые слова о Морском Народе — «они опасны, как сама смерть». Он больше не боялся смерти, но этот человек внушал ему необъяснимый страх.
Третий, тщедушный сутуловатый южанин лет тридцати, подкладывал сучья в костер. Одеждой ему служило жреческое облачение, прежде красное, а ныне всех цветов и оттенков земли, пыли и грязи. При виде пришельцев он беспокойно стрельнул похожими на двух бурых мышей глазами в сторону переметных сум, брошенных у костра, и переместился так, чтобы в случае чего оказаться под защитой своих спутников.
— И вам того же, добрые люди, и вам, — откликнулся Альвион на приветствие первого из пришельцев, с любопытством их обозревая. — С кем честь имеем беседовать?
Перед собой он видел человека, одетого во что-то, напоминающее облачение жрецов Юга — длинную серую хламиду с широкими рукавами, без вышивки или украшений, но сшитую из хорошей тонкой шерсти, опрятную и новую. На поясе недорогого синего шелка висела на цепочке походная чернильница-непроливайка с двумя отделениями — для чернил и для песка, футляр из жесткой буйволиной кожи с золотым тиснением — для перьев. Невысокого даже для южанина роста, хрупкого сложения, с тонкими смуглыми пальцами, испачканными чернилами, незнакомец больше всего походил не то на придворного поэта, не то на средней руки чиновника. Примечательного в нем было лишь его лицо: с первого взгляда любой принял бы его за южанина, но посмотрев еще раз, усомнился бы в этом. Черные волосы и короткая бородка с ярко-белой проседью, спускавшейся от углов рта, смуглая кожа, довольно правильные черты лица, морщины в углах глаз. И совершенно черные даже в свете костра глаза — чуть слишком близко поставленные, чтобы взгляд их можно было назвать приятным: казалось, что в голове незнакомца просто-напросто просверлено две дыры.
На второго, повыше ростом, с головы до голенищ верховых сапог укутанного в черный бурнус, с рукой на рукояти ятагана, Альвион не обратил внимания из принципа.
— Я, — кашлянул незнакомец, — Великий Податель Милостыни.
Громко затрещал огонь: наконец, занялись смолистые ветви, брошенные в костер жрецом. Отражение разгоревшегося пламени заплясало на золотом кольце, украшавшем узкую кисть Великого Подателя.
— Я путешествую с севера вместе с моим слугой, — продолжал он, склонив голову в сторону своего спутника. — У нас в здешних краях дела.
— А! Так не поделитесь ли новостями? Садитесь к костру, — предложил Альвион, усаживаясь на землю рядом с Арундэлем и Амети. — Вина не хотите?
— Нет, спасибо, я не пью вина, — вежливо отвечал Великий Податель, с достоинством опускаясь на аккуратно расправленный подол своего одеяния. Повинуясь взмаху украшенной кольцом руки, телохранитель сел чуть позади него, еще ниже опустив край капюшона.
— Ну, как хотите, воды у нас просто нет. Так что на севере, правда ли, что посольство Юга уже возвратилось восвояси?
— Честно говоря, — отвечал Великий Податель, улыбнувшись краем рта, — я был настолько занят делами моих подопечных, что не вполне представляю себе состояние дел. Мой слуга… — тут он обернулся к своему спутнику:
— Что там с посольством?
Телохранитель, вздрогнув, отвечал низким хриплым голосом, похожим на ворчание побитого пса:
— Я… Король его отозвал, неделю назад.
Жрец перевел дух с видимым облегчением.
— А Лорд Рингор… — спросил Альвион. — Он не в крепости, нет?
Великий Податель пожал плечами. Альвион отхлебнул из фляги дешевого кислого вина и сморщился словно от оскомины. Темноволосый насмешливо посмотрел на него:
— В самом деле, оставил ли ты записку или сбежал, как в прошлый раз?
— Тьма и… Это совсем не повод для дурацких шуток! Если со мной будет как с Халдаром! — вспыхнул Альвион. — А записку я оставлял оба раза, — добавил он, остывая.
Улыбчивый взгляд Великого Подателя на мгновение словно прикипел к лицу Альвиона. Его телохранитель вскинул на Арундэля глаза, в которых полыхнули то ли крайний ужас, то ли отчаянная ненависть собаки, которой показали палку.
— Вы, я вижу, путешествуете от полудня. Что говорят в землях Юга о делах Кхамула Дхарина? — поинтересовался Великий Податель.
— Говорят, что он ку-ку, — подмигнув, вмешался в разговор жрец. — Тогось, черепицу у него сорвало.
Телохранитель за плечом гостя тяжело засопел.