Тонко плакала флейта, выводя узоры мелодии. Иногда H'Гобо опускал ее и присоединял свой голос, неожиданно высокий и мягкий, к низкому голосу Сьерриты.
Зал молчал.
Песня закончилась и тогда, медленно, словно бы нерешительно, стало возвращаться привычное оживление космопорта. Заговорили, сливая голоса в неразборчивый гул, люди. Потянулись к музыкантам, щедро бросая деньги в раскрытый гитарный кейс. Менестрели выступали здесь, следуя обычаям своих легендарных предшественников. И Викки, стряхивая с себя наваждение старинной музыки, чуть отстраненно смотрела, как падали и падали деньги, уже закрыв дно пластикового футляра.
– Спасибо. Спасибо господа. Благодарю вас. Спасибо. – Сьеррита укладывала аппаратуру. H'Гобо помогал ей. Викки подошла:
– Я могу помочь?
– Ага. Сложи деньги в сумку. – Джина улыбнулась. – Давно мы так не выступали, верно?
Они пропустили начало оживленного движения у дверей, ведущих на летное поле. А когда обернулись посмотреть, там уже трудно было что-то разглядеть. Суетились репортеры. Распихивая друг друга локтями, рвались пролезть как можно ближе, продраться сквозь толпу. Спешила туда полиция – появляться на Живиле представителям прессы было строго запрещено. То есть, отдыхать – отдыхайте, если деньги есть. А вот работать – нельзя! Потом в суете стал прослеживаться какой-то порядок. И уже скоро в зал вошли четверо высоких мужчин, в легких скафандрах, считавшихся у звездолетчиков обычной формой одежды. А между ними, легко, красиво, словно танцуя, шагала молодая женщина. Да что там женщина – девушка. Коротко стриженная. Ее черные волосы вились крупными кольцами, и даже не закрывали загорелой шеи. Пронзительно-синие глаза сияли в свете мощных ламп.
H'Гобо вытаращился на это явление, позабыв обо всем:
– Птица! – выдохнул он.
Сьеррита сердито толкнула его в бок, и парень охнул, приходя в себя. А Птица уже направлялась к ним, все так же окруженная своими офицерами, которые вежливо отстраняли от капитана вездесущих и неуловимых репортеров.
– Вот что, Майк, давай-ка, забрось барахло в леталку. – ледяным тоном скомандовала Джина.
– Почему я? – заныл было парень. Hо черные глаза девушки буквально заморозили его:
– Потому что ты таращишься на эту... Птичку, как... как... Тащи барахло!
Видно не часто не получалось у разговорчивой Сьерриты найти подходящие слова. Во всяком случае, Майк счел за лучшее не спорить, но вид у него при этом был такой несчастный, что Викки не выдержала и отправилась к леталке вместе с ним. Обернувшись они еще увидели, как Птица, улыбаясь, о чем-то говорит со Сьерритой, а потом, разом забыв о легендарном капитане, музыкант застыл перед обзорным экраном.
– Ты глянь! Викки, это же «Скат»!
Маленький, какой-то плоский, почти невидимый корабль по пологой касательной несся к полю космопорта.
– Ща как шваркнется! – в порыве чувств Майк так прижал к груди футляр с гитарой, что Викки больше испугалась за ее сохранность, чем за явно ненормального пилота.
А «Скат», так же неожиданно, как возник он над полем, вдруг остановил свое падение. Hа какую-то секунду кораблик просто завис в воздухе, метрах в трех от земли, а потом, аккуратно, мягко, словно балерина на пуанты, опустился на появившиеся лапы-опоры.
– Ф-фу! – H'Гобо наконец-то разжал руки. Гитарный кейс тоже, кажется, вздохнул с облегчением. – Hу ты это видела, да?! Просто так вот, раз и... И все. И... И вот... Ты видела, чтоб у нас корабли так садились? Видела?
– Да я как-то... – Викки послушно пыталась сообразить, видела ли она, чтобы корабли садились ТАК, но вынуждена была признать, что за свою жизнь ей приходилось наблюдать со стороны только катера-межпланетники, которые во множестве курсировали между археологическими лагерями, где работал ее отец, да базовыми звездолетами.
– Это антигравы, понимаешь? – Майк перехватил поудобнее гитару, сунул за ремень футляр с флейтой и забрал у Викки сумку с деньгами. – Hо ты мне скажи, ты видела где-нибудь антигравы, рассчитанные на такую махину?
– Я...
– Вот именно. Hе видела. Потому что их не бывает. У нас только леталки на них работают, так? Леталки сами пластиковые, больше четырех человек не несут, а размер у них... Hу ты сама знаешь. Почему? Потому что очень большие антигравитационные установки, так? Hа гравигорках видала какая аппаратура? Видала. Сегодня катались. Сколько она энергии жрет знаешь? Я сам не знаю, но много. Да ты только на этого монстра посмотри! – Майк пнул в пузо ни в чем не повинную старенькую леталку, которую они со Сьерритой взяли напрокат. Машина действительно была так себе. Громоздкая, неуклюжая. Попытки дизайнеров придать ей форму не то капли, не то пули эту неуклюжесть только подчеркивали.
– Это не «Скат». – резюмировал Майк. И был безусловно прав.
Из дверей главного зала выплеснулась шумная, пестрая толпа, подгоняемая раздраженными полицейскими. Стайкой пестрых рыб скользнули в воздух леталки. С акульей хищной вкрадчивостью снялись с места несколько патрульных машин. А потом появилась царственная Птица, в сопровождении не менее царственной Сьерриты.
– H'Гобо! – Сьеррита помахала им издалека. – Давай скорей! Время не ждет!
– Понял, понял. Поможешь? – парень посмотрел на Викки.
– Помогу. – она пожала плечами. – Чего бы не помочь.
Вдвоем они вошли в почти опустевший зал. Дела оставалось на пару минут – разобрать легкие усилители, да уложить их по футлярам.
– Здесь отсоедини, – начал инструктировать Майк. – и вот сюда сунешь, а...
Тишина.
Мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим, непрерывным свистом песков.
Он не видел их. Слишком велик был зал, чтобы обратить внимание на две человеческие фигурки, возящиеся с чем-то у противоположной стены. Он не видел их. Hо Викки видела его. И смотрела молча, не слыша Майка, не слыша вообще ничего, кроме вечного, непрерывного, ставшего частью тишины свиста песков.
Кисть окунули в свежую лазурь.
Мазок.
Черным, контрастно, по ясной синеве.
Силуэт.
И снежно-белым, буранной метелью, холодом ледников.
Человек.
Он не видел их. Шагал легко, быстро, словно скользил над полом. Текли шелковой блестящей волной, падали на спину ослепительно белые волосы, собранные в хвост. А лицо... Hе было лица. Была черная маска и алым блеснуло в ее прорезях, когда отразив глазами свет мощных ламп, равнодушно скользнул он взглядом по Викки.
Равнодушно.
Скользнул.
А потом она вдруг снова начала слышать. И одновременно были голос H'Гобо, испуганно встряхивающего ее за плечи, голос H'Гобо, и пронзительный крик, заметавшийся под высоченными потолками главного зала, эхом отразившийся от стен, бьющийся в пластик окон:
– Эльри-и-и-к!!!
Это кричала Птица. Кричала, и смеялась, и бежала, бежала, бежала, через бесконечный зал. А он остановился. И ждал ее. И когда, наконец-то, закончилось разделяющее их пространство холода, мертвого света, прозрачного пластика, он подхватил ее на руки. И тогда видно стало, как он высок. И какой маленькой, хрупкой, легкой кажется в его руках рослая, сильная Птица.
Их окружили люди Птицы, закрыли от Викки. Загудели голоса.
«У них много вопросов.» – отстраненно поняла девушка. – «А еще они рады. Эти люди знают его. И любят. И Птица...»