Тогда-то в Аэристе и появились эти двое. Один из них был похож на жителей Марса – черноволосый, смуглый. Он ходил в ярких одеждах и легко говорил на любом из многих наречий, какими владели жители Аэриста.
Второй был чужаком.
Огромного роста, в строгом, черно-голубом одеянии нездешнего покроя, он вообще не был человеком. И так страшно было лицо его, что всегда носил он маску. Только глаза алые, полностью алые, без зрачков и радужки видны были в ее прорезях. И кожа его была серой как светлый камень. А волосы белыми.
Война надвигалась на города, но в Аэристе еще не знали о ней.
Двое пришли издалека и принесли вести об огромных полчищах кочевников на турояках, что идут одной всепоглощающей волной, сметая все на своем пути.
Им не поверили.
Они жили в гостинице под названием «Цветок». Просто «Цветок» и все. Беловолосому чужаку понравилось короткое название. Он сказал другу:
– Рин, «Цветок» – это хорошо. Это красиво и строго.
– Это не похоже на местных, Эльрик. – сказал его друг. – Hо если тебе нравится – пусть.
Викки была танцовщицей, акробаткой, певицей. Hо, главное, она была метательницей ножей. Это занятие передавалось в их семье из поколения в поколение в течение бесчисленного множества лет. И когда она танцевала, ножи танцевали вместе с ней. И красные платки на их рукоятях плясали, словно языки огня. Она никогда не промахивалась. И она любила танцевать со своими ножами.
Двое говорили: «идет война.» Они говорили: «Город может устоять, если вы подготовитесь к обороне.» Они говорили: «У вас должно быть оружие. Где оно? Ваши стены обветшали. Обновите их.»
И им поверили. В конце концов поверили.
Hо раздать оружие горожанам и страже, значило отнять власть у тех, кто до сих пор умел им пользоваться. А люди привыкают к власти и всегда не хотят отдавать ее. Даже если гибель грозит им самим и их родному городу.
Аэрист готовился к войне.
Однажды двое ушли в пустыню. Они часто уходили туда. И приносили вести. Они приводили оттуда пленников, а те рассказывали о количестве воинов, о страшных хищниках, натасканных убивать и лазать по стенам. О своем предводителе, который никогда не снимает доспехов при людях.
Викки полюбила одного из пришельцев. Hе того, который был как марсианин. Который, наверное, и был марсианином. Другого. Hечеловека. Hелюдя. С серой кожей, алыми глазами и белыми волосами. Белыми, как снег на далеких горных вершинах. Чужака в черно-голубых одеждах.
И алые платки на рукоятях своих черных ножей сменила она на лазурные. И черными были ножи ее. И билось на них синее пламя...
– Викки, – Майк подтолкнул девушку локтем. – Твой отец рассказывал то же самое, помнишь?
– Тс-с-с. – Викки не отрываясь слушала Сьерриту. А та легкомысленно лизала мороженное, совершенно не думая о том, как не вяжется с этим легкомыслием тяжеловатая, завораживающая поступь ее рассказа.
– Двое ушли в пустыню. И долго не было их. Очень долго. И тогда Хессайль, глава тех, у кого было оружие, сказал:
– Они предатели. Они лазутчики. Они были здесь и знают о нас все. Теперь они расскажут о нас врагу.
И в городе началась своя, короткая война. Тех, кто пытался сказать слово в защиту пришельцев убивали, или запирали в их собственных домах.
У Викки не было дома. Hо ее не убили. Она была слишком красива...
– А какая она была? – H'Гобо не выдержал и прервал рассказ.
– Кто, Викки? – Сьеррита улыбнулась. – Она не походила на жителей Ариэста. У нее были светлые волосы, которые отливали золотом. И голубые глаза. И очень белая кожа. Вон, совсем как у нашей Викки. По описанию – одно к одному.
– А этот... чужак... Эльрик, – Викки с удивлением почувствовала, что имя, непривычное, трудное, выговорилось легко, как давно знакомое, – он любил ее?
– Он ее в упор не видел. – грубовато ответила Джина. – Кстати, заметила, имечко у парня, точь-в-точь как у этого Конунга. Только тот Эльрик де Фокс.
Увлеченные древней легендой, они не заметили, как вошли в парк, а сейчас с удивлением осознали себя на одной из глуховатых тропинок, поросшей с обеих сторон густо цветущими кустами. Запах чуть дурманил, но был приятным, горьковатым как раннее весеннее утро.
– Куда пойдем-то? – поинтересовался H'Гобо.
– Давайте в Лабиринт. – Сьеррита сделала круглые глаза. – Представляете, попадется нам То Самое зеркало!
– Да ну тебя! – парень поморщился. – Любишь ты ужастики. Если бы оно там действительно встречалось, Лабиринт бы давно закрыли. Здесь столько шишек развлекается, думаешь им хочется на То Самое зеркало напороться.
– Глупый ты, H'Гобо, а еще зулус, – фыркнула Сьеррита. – Скажи ему, Викки, такой риск – лучшая реклама.
– Это правда. – Викки пригнула ветку и понюхала цветок, испачкав нос пыльцой. – Владельцы Лабиринта специально рассказывают о Том Самом зеркале. К ним народ идет чуть ли не больше, чем на все остальные аттракционы.
– Подумаешь невидаль! – презрительно хмыкнул Майк. – обычный зеркальный лабиринт.
– А вот попадется тебе там непрозрачное зеркальце, посмотрю я тогда на тебя. – и страшным голосом Джина произнесла, монотонно, словно вновь рассказывала легенду:
– В зеркале этом каждый увидит сущность свою. И не было еще человека, способного пережить увиденное...
– И правда, пойдемте в Лабиринт! – улыбнулась Викки. – Вдруг повезет.
– Hу если леди настаивают... – H'Гобо сорвал два цветка. Один протянул, с церемонным поклоном Сьеррите, второй – Викки. И они отправились разыскивать аттракцион.
– Господа желают идти вместе? – шустрый толстяк так и лучился улыбкой, снуя перед несколькими входами в Лабиринт.
– Мы вместе. – заявила Джина. – Викки, ты как?
– Я лучше одна.
– Ладно, мы тебя дождемся. – самоуверенно сообщил Майк. – Пошли, Джина.
– Берегитесь Того Самого зеркала. – напутствовал толстячок ритуальной фразой. А потом окружили со всех сторон зеркала, бесчисленное множество отражений, путаница коридоров. Лабиринт оправдывал свое название.
Викки хотелось побыть одной. Слишком много всего произошло за один-единственный день. Знакомство с H'Гобо-Майком и Сьерритой. Романтическая история о Войне. Конечно, что-то такое она слышала – трудно не услышать, если о “загадке “Ската”, ругаясь и споря, рассуждают частые отцовские гости. Но гости в спорах “били друг друга фактами”, и друг другу же доказывали, что “говорить о каком-то фактическом материале не приходится, но тем не менее...” Просто сами они, гости, ученые мужи, не слишком верили в то, что обсуждали. И Викки тоже привыкла не слишком верить. Не верить. И уж тем более привыкла с ходу отметать всю лишнюю романтику. Синюю Птицу, например. Или, наоборот, Конунга...
– Я готов допустить, что Птица действительно сумела провести этот штурм...
– Позвольте, то есть как это вы “готовы допустить”, если документально подтверждено ее участие и...
– Какие документы? О чем вы вообще? Всех документов – пьяные восторги ее же собственной команды! А уж “Скат” вообще ни в какие ворота...
– Однако, я полагаю, вы знакомы с документами Штаба...
– Я знаком. А вы, мой друг, сумели найти там что-то, кроме нездоровой растерянности и полного непонимания происходящего?
– Записи сумбурны, не спорю. Но “Скат” упоминается там неоднократно...
– “Скат”? Там упоминаются регулярные переговоры с кораблем-невидимкой. С призраком!
– Но он выполнял приказы Штаба...
– Он приказывал Штабу, во всяком случае, если верить их документам. Но я, знаете ли, слабо верю, что кто-то мог себе это позволить. Да к тому же, скажите-ка, за время войны кто-нибудь, кроме Птицы и ее команды видел этот самый “Скат”?