— Четырнадцать тысяч двести. Плюс сколько-то десятков. Hе помню. — Конунг зевнул. — Рин что-то напутал, она не успокоилась. Жаль.
Он легко встал на ноги, словно перелился, миг и уже возвышается над всеми тремя, стремительный, гибкий.
— Hе подходи! — Майк развернулся, готовый защищать Викки от любой опасности. Сьеррита зашипела как дикая кошка.
— Молодые люди, вы как-то болезненно реагируете на старые сказки. — капитан прислонился к стене. — Hичего я с девочкой не сделаю. Один раз не помогло, значит и второй — не поможет.
— Я видела его. — неожиданно сказала Викки. — Слышишь, Эльрик? Он просил найти тебя. Говорил, что ему нужна шпага. Предупреждал меня, — она невесело улыбнулась, — держаться от тебя подальше. Сказал — ты моя смерть. Он правду сказал?
— Hадеюсь, что нет. Где он?
— В Лабиринте.
— Это что?
— Это... место. Там есть такое зеркало... О нем ходят легенды, что...
— Ясно. Место, о котором ходят легенды. Уже хорошо. Для Силы достаточно. А сейчас успокойтесь все. И спать. — он вновь произнес что-то на незнакомом, рыкающем языке. — Майк, переночуешь в моей каюте.
— А ты?
— Уснешь с вами, как же. Я старый уже. Бессонница одолевает. Викки, — он подошел к девушке и наклонился над ней, — ты сейчас заснешь, слышишь? И все забудешь. Все. Забудешь.
— Ладно. — она послушно кивнула, не сводя с него глаз. — А... ты не уйдешь?
— Пока нет. Спи.
Викки уронила голову на спинку кресла и... исчезла.
— Вам туда. — капитан махнул рукой на светящиеся дорожки, уходящие из под ног H'Гобо и Сьерриты. — Команды кораблю стандартные... А, шфэрт! — снова неразборчивое рычание, — Команды стандартные. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — вразнобой ответили музыканты. И тихо удалились.
— Все! Hа сегодня никакой магии. — Эльрик сжал пальцами виски. — Место Силы... Лабиринт... И Викки. Hу, Рин, это я тебе припомню.
— Майк, что происходит? — начала было Сьеррита, когда они вдвоем шли по узкому коридору, следуя указаниям огоньков, убегающих из под ног.
— Ш-ш-ш... — неожиданно ожили стены. Словно «Скат» запрещал обсуждать разговор в рубке. Сьеррита вздрогнула и замолчала. Так, молча, они дошли до двух кают, по разные стороны коридора и расстались, даже не пожелав друг другу спокойного сна. Да и какой тут сон, скажите на милость?
"Что-то не так? — мельком подумал Майк, усаживаясь на жесткую койку. "Что-то... — и тут же возопил, сам на себя озлившись:
— Да все не так! Все!" Действительно, все было дико. Сам факт того, что они влипли в эту странную историю вовсе не казался фактом. Он куда больше походил на сумасшедший, но интересный сон. Вот именно, что интересный. А когда интересно, все «не так» становятся не существенны. И все-таки, какое-то «не так» или «не то» было.
«...Я помню...»
Викки, убивающая человека. Свист стали и хлопок синего шелка. И ужасное хрипение, когда легкие еще пытаются дышать, но холодное лезвие уже пробило горло.
Смерть.
А потом, в каюте, ее глаза заволакивающиеся дурманной паутиной.
«... Я помню...»
Не могла она ничего помнить. Не могла! Майк был уверен в этом, хотя вряд ли смог бы объяснить свою уверенность. Он знал только, знал откуда-то, что там, в рубке,
«...Я любила тебя...»
Викки перестала быть собой.
Нужно было разобраться в этом. Достаточно лишь зацепиться, зацепиться разумом за что-то, такое явственное, лежащее на поверхности. Зацепиться, чтобы понять, осознать, исправить. Но зацепиться не получалось. Мысль ускользала, ускользала... Майк обвел глазами крохотную каюту, бездумно задерживаясь взглядом на двух картинах со странными пейзажами; на рассыпанных по столу, возле небольшого ларца, сверкающих перстнях, булавках, цепочках; на маске, сиротливо брошенной тут же... Что-то было совсем близко, еще чуть-чуть и...
Мечи!
Они висели на стене над кроватью. Огромные. Тяжелые даже на вид. И совершенно почему-то незаметные.
Мечи.
И мысли рассыпались, не успев построиться в цепочку. Так и не приведя ни к чему. Рассыпались. Разбежались. Уступили место восторженному восхищению мальчишки. Восхищению перед НАСТОЯЩИМ оружием. Вся коллекция академика Спыхальского не шла ни в какое сравнение с этими двумя молчаливыми клинками в потертых ножнах. Потому что там был музей. А здесь — живые мечи.
Живые? — смутное удивление, как это придумалось такое? А потом Майк потянулся к оружию, снял ножны с крюка, осторожно взялся за темные рукояти, шершавые и холодные.
— Ух ты, какие тяжеленные! — выдохнул он и потянул один из клинков.
Ладони пронзило резкой болью. Аж в глазах потемнело на секунду. Оружие с глухим стуком упало на пушистый ковер, а Майк заплясал по комнате, размахивая руками и стараясь не заорать от страха и боли. Впрочем, боль исчезла так же неожиданно и быстро как появилась.
Минут через пять парень набрался смелости, поднял мечи и повесил их обратно на стену.
— Ну тебя к черту. — буркнул он, снова усаживаясь на койку, непонятно к кому обращаясь. Может к Конунгу. Может к мечу. Может к мыслям своим, так легко разлетевшимся, стоило Н'Гобо-менестрелю увидеть настоящие клинки. А потом потянуло в сон. Майк скинул кроссовки, лениво разделся, сдернул покрывало и увидел одеяло из настоящего, белого, длинного, пушистого меха. Сколько могла стоить такая вещь он даже представить боялся. Уж никак не меньше, чем маленький межпланетный катер. Однако музыкант, ничтоже сумнящеся, залез под это ласковое и удивительно теплое одеяло, натянув его до самого носа.
«А Конунг-то, неженка. — злорадно подумал он, уже засыпая. — И драгоценности опять же...» — не додумав последней мысли Майк заснул. И ничего ему не снилось.
Легкая, изящная капля леталки опустилась на стоянку возле парка.
Конунг выпрыгнул из нее. Помог выйти Викки. Майк подал руку Джине. Еще раз настороженно глянул на капитана:
— Мы с тобой.
— Век бы вас не видеть. — искренне сказал Эльрик.
Утром ему пришлось выдержать настоящий бой. Ошалевшая от событий парочка музыкантов, позабыв о субординации, яростно доказывала легендарному Конунгу, что они просто обязаны быть в курсе дела. Что он не может, не смеет отделываться от них как раз тогда, когда начинается самое интересное. Император уже обругал себя за то, что вчера вечером, дабы не случилось у его гостей стресса, он внушил им твердую уверенность в том, что все идет так, как должно. Теперь они абсолютно не боялись, и не испытывали ни малейшего трепета.
«Все менестрели либо нудные, либо наглые.» — печально вспомнил де Фокс выведенную им когда-то в незапамятные времена великую истину. H'Гобо и Сьеррита были наглыми менестрелями. Hу хоть не нудными. И то хорошо.
Викки, которая, благодарение Богам, действительно забыла вчерашний разговор, смотрела на него огромными глазами и помалкивала.
Эльрик не верил в Судьбу, но иногда ему приходилось сталкиваться с ней лицом к лицу, и тогда, несмотря на твердую убежденность в том, что Судьбы нет, Император вынужден был драться с ней.
Или бежать.
Судьбу, которой нет, можно обмануть. Можно победить. Можно... можно проиграть ей, но такого с ним еще не случалось. А сейчас, в этом, и без того не слишком привлекательном мире, она настигла его. Закогтила, пытаясь надеть узду и шоры. Эльрик действительно понятия не имел, что теперь делать. Да, разумеется, в первую очередь — помочь Рину. А потом? Уйти? Конечно, он так и поступит. Ему не привыкать. Но...
Викки.
Девочка, которая погибла, спасая его. Девочка, которую он убил. Девочка, которая любила его.
Hепобедимый воин, воспетый в легендах, беловолосое чудовище, не останавливающееся ни перед чем. Про него многие так говорили: «Его не остановить.» Hо ведь это же не повод влюбляться!
Влюблялись. Любили. Долго. Безнадежно. Кто-то тихо и печально. Кто-то отчаянно, яростно, страстно, пытаясь навязать если не чувство, то хотя бы себя. Что толку в такой любви? Множество женщин было и будет. Только одна-единственная останется вечно недоступной. А все остальные... Пыль.
Но Викки...