У Викки не было дома. Hо ее не убили. Она была слишком красива...
— А какая она была? — H'Гобо не выдержал и прервал рассказ.
— Кто, Викки? — Сьеррита улыбнулась. — Она не походила на жителей Ариэста. У нее были светлые волосы, которые отливали золотом. И голубые глаза. И очень белая кожа. Вон, совсем как у нашей Викки. По описанию — одно к одному.
— А этот... чужак... Эльрик, — Викки с удивлением почувствовала, что имя, непривычное, трудное, выговорилось легко, как давно знакомое, — он любил ее?
— Он ее в упор не видел. — грубовато ответила Джина. — Кстати, заметила, имечко у парня, точь-в-точь как у этого Конунга. Только тот Эльрик де Фокс.
Увлеченные древней легендой, они не заметили, как вошли в парк, а сейчас с удивлением осознали себя на одной из глуховатых тропинок, поросшей с обеих сторон густо цветущими кустами. Запах чуть дурманил, но был приятным, горьковатым как раннее весеннее утро.
— Куда пойдем-то? — поинтересовался H'Гобо.
— Давайте в Лабиринт. — Сьеррита сделала круглые глаза. — Представляете, попадется нам То Самое зеркало!
— Да ну тебя! — парень поморщился. — Любишь ты ужастики. Если бы оно там действительно встречалось, Лабиринт бы давно закрыли. Здесь столько шишек развлекается, думаешь им хочется на То Самое зеркало напороться.
— Глупый ты, H'Гобо, а еще зулус, — фыркнула Сьеррита. — Скажи ему, Викки, такой риск — лучшая реклама.
— Это правда. — Викки пригнула ветку и понюхала цветок, испачкав нос пыльцой. — Владельцы Лабиринта специально рассказывают о Том Самом зеркале. К ним народ идет чуть ли не больше, чем на все остальные аттракционы.
— Подумаешь невидаль! — презрительно хмыкнул Майк. — обычный зеркальный лабиринт.
— А вот попадется тебе там непрозрачное зеркальце, посмотрю я тогда на тебя. — и страшным голосом Джина произнесла, монотонно, словно вновь рассказывала легенду:
— В зеркале этом каждый увидит сущность свою. И не было еще человека, способного пережить увиденное...
— И правда, пойдемте в Лабиринт! — улыбнулась Викки. — Вдруг повезет.
— Hу если леди настаивают... — H'Гобо сорвал два цветка. Один протянул, с церемонным поклоном Сьеррите, второй — Викки. И они отправились разыскивать аттракцион.
— Господа желают идти вместе? — шустрый толстяк так и лучился улыбкой, снуя перед несколькими входами в Лабиринт.
— Мы вместе. — заявила Джина. — Викки, ты как?
— Я лучше одна.
— Ладно, мы тебя дождемся. — самоуверенно сообщил Майк. — Пошли, Джина.
— Берегитесь Того Самого зеркала. — напутствовал толстячок ритуальной фразой. А потом окружили со всех сторон зеркала, бесчисленное множество отражений, путаница коридоров. Лабиринт оправдывал свое название.
Викки хотелось побыть одной. Слишком много всего произошло за один-единственный день. Знакомство с H'Гобо-Майком и Сьерритой. Романтическая история о Войне. Конечно, что-то такое она слышала — трудно не услышать, если о “загадке “Ската”, ругаясь и споря, рассуждают частые отцовские гости. Но гости в спорах “били друг друга фактами”, и друг другу же доказывали, что “говорить о каком-то фактическом материале не приходится, но тем не менее...” Просто сами они, гости, ученые мужи, не слишком верили в то, что обсуждали. И Викки тоже привыкла не слишком верить. Не верить. И уж тем более привыкла с ходу отметать всю лишнюю романтику. Синюю Птицу, например. Или, наоборот, Конунга...
— Я готов допустить, что Птица действительно сумела провести этот штурм...
— Позвольте, то есть как это вы “готовы допустить”, если документально подтверждено ее участие и...
— Какие документы? О чем вы вообще? Всех документов — пьяные восторги ее же собственной команды! А уж “Скат” вообще ни в какие ворота...
— Однако, я полагаю, вы знакомы с документами Штаба...
— Я знаком. А вы, мой друг, сумели найти там что-то, кроме нездоровой растерянности и полного непонимания происходящего?
— Записи сумбурны, не спорю. Но “Скат” упоминается там неоднократно...
— “Скат”? Там упоминаются регулярные переговоры с кораблем-невидимкой. С призраком!
— Но он выполнял приказы Штаба...
— Он приказывал Штабу, во всяком случае, если верить их документам. Но я, знаете ли, слабо верю, что кто-то мог себе это позволить. Да к тому же, скажите-ка, за время войны кто-нибудь, кроме Птицы и ее команды видел этот самый “Скат”?
— Какой-то необычной формы корабль видели многие.
— Какой-то! Это, знаете ли, не аргумент!..
Не аргумент.
"История — это факты, и догадки, основанные на фактах. — не раз говорил академик Спыхальский. — Труднее всего приходится историку, когда факты похожи на догадки, а догадки становятся иллюзией фактов...”
В истории “Ската” и “Синей Птицы” было намешано все: факты, догадки, иллюзии... Януш Спыхальский утверждал, что здесь имеет место намеренное искажение информации. А раз так, незачем порядочным историкам с этим связываться. Пусть фантасты занимаются.
Только зацепило почему-то имя — Эльрик. Зацепило и не отпускало. Раньше было просто — Конунг. Красивая выдумка. А сегодня, после рассказа Сьерриты. И Марс
Эльрик...
Каким-то образом вплелся сюда же. Марс, где она родилась и выросла. История Марса вся сплошь была догадками, построенными на фактах. А факты — это надпись в песке. Это храмы, где поклонялись неведомым богам. Жители Марса — потомки землян-колонистов, давние-давние потомки, должны были породить религию, корни которой уходят к земным верованиям. Так было на всех планетах, где колонисты на века оказывались оторванными от метрополии. Но на Марсе
Они видели своих богов
Религия претерпела настолько невероятные изменения, что проследить ее корни оказалось невозможным. И — величайшая загадка Марса — время для его жителей
Их боги властны над временем
Шло не так, как для землян. Вплоть до встречи с новой партией исследователей — не так. И если на земле прошли десятилетия — на Марсе минули века. Десятки веков...
"Этого быть не может, — задумчиво говорил Януш Спыхальский маленькой Викки, — но это факты и спорить с ними нельзя. Можно лишь попытаться понять как такое случилось. Здесь все еще помнят своих богов. Складывается впечатление, что здесь видели их.”
"Расскажи мне легенду про маму!”
"Про маму?”
"Ну, про имя на песке.”
"Тебе пора спать, Викки...”
"Пап...”
"Что?”
"Кто такой Эльрик?”
"Сказка, Викки. Просто страшная сказка.”
Имя... Эльрик. Такое знакомое... Она знала его. И забыла. И сегодня вспомнила снова. Дети видят и слышат очень многое. Взрослые — забывают то, что видели и слышали детьми. Забывают обычно навсегда.
И тем не менее...
— Эльрик. Эльрик де Фокс. — Викки шла по Лабиринту, так и эдак пробуя на вкус чужое имя. Совпадение? Hу разумеется. Ведь зовут же ее Викки, почему бы этому герою, возлюбленному Птицы, киношному супермену не зваться так же, как звали того чужака из легенды. Джина не рассказала до конца. Hадо будет напомнить ей. Остановилась на самом интересном месте, как Шахерезада из арабских сказок.
«А ведь завтра мой день рождения!» — Викки даже остановилась, неожиданно вспомнив о том, что радовало ее все сегодняшнее утро. — "А я так и не сказала отцу про орнитолет. Он, наверное, отправился за тем гарнитуром... Hу ладно. Бриллианты это здорово.
«Светлые волосы, которые отливали золотом. Голубые глаза. И очень светлая кожа. Совсем как у нашей Викки...»
«Ты очень похожа на свою мать. Она хотела, чтоб тебя назвали так же, как ее...»
Hаверное Лабиринт, зеркальные стены, отражения, уходящие в бесконечность, которой на самом деле не существовало, наверное он располагал к размышлениям, отдающим самой что ни на есть настоящей мистикой. Викки тряхнула головой. Цветок, заправленный в волосы, упал на глаза. Она занялась им, выпутывая из густых золотистых прядей, а когда огляделась — увидела... И ноги задрожали сразу ослабев. Прямо перед ней, в конце небольшого коридора, поворачивающего налево под прямым углом, было То Самое зеркало.