Снегин жеста Ивана не заметил, зато заметили другие. В мире космонавтов Иван Лобов пользовался известностью, ничуть не меньшей, чем в былые времена какая-нибудь эстрадная супер-звезда. Только Иван пользовался другой - трудовой известностью, которая возносила своего избранника далеко не столь стремительно и шумно, но зато надежно и навсегда. Пожалуй, в профессиональных вопросах космической работы авторитет и известность Лобова были даже выше, чем у командующего дальним космофлотом Всеволода Снегина. В среде гиперсветовиков бытовала ссылка на мнение Ивана Лобова, как на прецедент, обсуждать который конечно же можно, но сомневаться в котором в общем-то неразумно. «Аутос эфа!» - посмеивались порой космонавты-гиперсветовики, копируя древних пифагорейцев, живших тридцатью веками раньше, но относились к этому: «Он сам сказал!» - отнюдь не юмористически. И уж конечно, любая встреча Лобова со Снегиным, а тем более в кафе космонавтов, никак не могла пройти незамеченной. Когда Всеволод не заметил приветственного жеста товарища, чья-то рука из танцующих по соседству коснулась его плеча, а кивок головы указал на белый столик. Снегин обернулся и, поскольку улыбка и без того играла на его губах, улыбнулся еще шире. В свою очередь подняв руку, он жестом показал, что сейчас проводит партнершу и подойдет. Через минуту он присоединился к Ивану и поздоровался, хотя они уже встречались по видеоканалу:
- Здравствуй, нетулика.
- Здравствуй, донжуан, - в тон ему ответил Лобов.
- Это Ильта, - пояснил Снегин, усаживаясь в плетеное кресло. - Дочь старого Лунге, который был инструктором по пилотажу и у тебя и у меня.
- Каждая девушка - чья-нибудь дочь.
- В особенности красивая, верно?
Иван не поддержал шутки, и Снегин, сменив тон, полюбопытствовал:
- А Клим и Алексей?
- Их не будет. - И поскольку Всеволод смотрел недоверчиво, не зная, как принимать эти слова - в шутку или всерьез, пояснил: - Дело у меня секретное.
- Даже от Клима и Алексея?
- Отчасти и от них.
Лобов никогда не отличался многословием, но сегодня был особенно краток. Пытаясь угадать, что кроется за всем этим, Всеволод выдержал паузу, оглядел сервировку, одобрительно кивнул, отделил от внушительной кисти виноградину, уважительно взвесил на ладони и отправил в рот.
- Хорош! С земляничным привкусом.
- А это хорошо, когда виноград - да с земляничным?
- В меру все хорошо.
- Да, - рассеянно согласился Лобов, - в меру все хорошо. Только кто ее устанавливает, эту меру?
- Человек - мера всех вещей.
- Разные они - люди.
- Разные, - согласился Снегин.
- А стало быть, и меры разные, верно?
- Верно.
Снегин не форсировал разговор, приглядываясь к старому товарищу, прикидывая, как вести себя, чтобы, не дай Бог, не допустить какой-нибудь неловкости в такой деликатной ситуации. Сам он предпочел бы легкий, непринужденный, сдобренный шуткой разговор, если бы даже речь шла об очень серьезных вещах. Разговор, он и есть разговор, предварение настоящих дел и событий. Но Иван всегда был тяжеловат в беседах, к тому же не Всеволоду сейчас выбирать, на то воля Ивана. Снегин вернулся из инспекционного облета галактических баз только сегодня, на рассвете, пробыв в дальнем космосе в общей сложности около полугода и лучше, чем кто-либо другой, зная о несчастье Ивана. Тогда же, утром, дождавшись подходящего часа, он и связался с Лобовым.
- Соболезную, - коротко сказал он после традиционного обмена приветствиями.
- Не надо об этом.
- А что надо? - импульсивно и, может быть, не вполне к месту спросил Снегин.
- Встречу. Есть серьезный разговор.
- Когда?
- Чем быстрее, тем лучше.
- Тогда сегодня. Вечером. Там, где тебе удобно. И время назначай сам.
Лобов помедлил, прежде чем ответить.
- Может быть, денек-другой передохнешь после рейда?
- Я в форме, Иван. Сегодня вечером.
Теперь, когда эта встреча состоялась, Снегин внимательно приглядывался к товарищу. Хорошо зная характер Лобова, он изначально догадывался о предмете столь спешного, необходимого ему разговора. Его догадка обрела опору, когда Снегин, пользуясь своим высоким положением, навел общие справки о занятиях экипажа «Торнадо» в течение пяти недель его пребывания на земных каникулах. Эта догадка превратилась было в уверенность, когда Снегин заметил свежие рубцы на лице Ивана, точно от удара тонким бичом или ивовым прутом: один, едва различимый, - на левой щеке, другой, куда более выраженный, - на шее, пониже уха. Не надо было быть медиком специалистом, чтобы догадаться об их происхождении: это были следы лучевых ударов при стрельбе по Лобову как по мишени из лучевого пистолета на пониженной, но все-таки более чем ощутимой мощности. При таких тренировках Иван никогда не жалел себя и работал на грани почти неразумного риска, упрямо исповедуя древнюю суворовскую истину - тяжело в учении, легко в бою. Снегин представил себе, как выглядит скрытый сейчас одеждой торс Ивана, и невольно вздохнул. А он-то недоумевал, зачем экипажу «Торнадо» понадобился для тренировок снайпер-инструктор - виртуоз стрельбы из всех видов горячего оружия.