Но чем больше присматривался Всеволод к Лобову, тем все более расшатывалась его обретенная было уверенность в том, что ему уже известна суть его затеи. Странный был какой-то Иван, на себя не похожий. И не поймешь - какой! Рассеянный? Злой на весь мир? Уставший, махнувший на все рукой? Почему, собственно, он пришел на встречу один - без Клима и Алексея? И потом, это уж ни в какие ворота не лезло, несмотря на свое горе, Иван помолодел. Помолодел, несмотря на тени под глазами, углубившиеся морщины над переносьем и в углах рта, обозначившуюся скульптурную сухость, худобу лица. Помолодел, будто сбросил со своих плеч добрый десяток лет, превратившись в того Ивана Лобова, который сидел рядом с ним в кафе космонавтов на базе возле Стикса. Будто и не было этого путаного, нашпигованного событиями десятилетия. Недаром Ильта сказала ему: «Я думала, он старше». «Кто?» - не понял Всеволод. «Лобов. - Огромные глаза Ильты обежали лицо Онегина. Я думала, вы - ровесники. А он - моложе». Всеволод отделался шуткой, но почувствовал легкий укол - ревности, зависти, недовольства ли - трудно было понять, но почувствовал. И успокоил себя тем, что Ильта ошиблась, не может беда молодить человека. Но она не ошиблась, Иван и впрямь помолодел! Он словно очистился от всего случайного, накапливаемого в душах человеческих буднями прожитых дней, стал яснее, строже, а может быть… может быть, и злее. Наверное, именно в этом секрет неожиданной вспышки его второй молодости. Здоровая злость на несправедливость судьбы - удел молодежи; зрелые люди реагируют на вольности рока куда терпимее, они уже по опыту знают, что вместе с талантом, умением, ловкостью в жизни немалую роль играет еще и простое везение, что против воли случая не попрешь, а с судьбой приходится мириться в силу необходимости. А вот Иван, судя по всему, с судьбой не смирился! Как и в юности, как и на пороге зрелости, когда он только завоевывал свое место в дальнем космофлоте, Иван озлился на капризницу судьбу, озлился, а поэтому, вопреки ее каверзам, - помолодел. От такого, озлившегося и помолодевшего Ивана можно было ждать самых неожиданных авантюр.
Да и вообще, Иван - это Иван! Разве можно быть уверенным, что до конца разгадал то, что задумано Иваном Лобовым?
II
За пять недель, а точнее, за тридцать семь суток до встречи Снегина и Лобова в кафе космонавтов патрульный корабль «Торнадо» вынырнул из гиперсветового тоннеля в «живое» пространство на расстоянии в несколько световых минут от Земли. Когда корабль стабилизировался на досветовой скорости, Клим уточнил его координаты и запросил трассу конечного торможения и посадки. Ответная команда была такой, что штурман корабля не поверил своим ушам и на всякий случай повторил запрос. И к повтору команды он отнесся с недоверием, точнее, с недоумением, хотя пальцы его сами собой пробежались по ходовому координатору, вручную дублируя полученную команду и снимая предохранительные блокировки. Кронин, занятый финишным контролем гиперсветовых двигателей и, как всегда, предельно углубившийся в свое дело, не обратил внимания на нюансы поведения штурмана. Но всевидящий, как это и положено командиру корабля, Иван Лобов обратил.
- Что-нибудь случилось?
- Случилось. - Клим, глядя на командира, выдержал паузу. - Нам дали ноль-вторую трассу.
Диалог товарищей расслышал инженер и рассеянно, не отрываясь от выполняемых операций, полюбопытствовал:
- Ты ненароком не напутал? Эйфория перехода на субсвет! Бывает.
Клим не посчитал нужным ответить. Впрочем, откуда Алексею знать, что он для надежности повторил свой запрос? Клима одолевали сомнения более серьезные, чем последствия субсветовой эйфории. Гиперсветовая навигация - дело тонкое, лежащее на грани строгой науки и высокого искусства, - специфическое мастерство, которое, подобно поэзии, помимо профессионализма, требует еще и вдохновения. Разве хоть один штурман-гиперсветовик может быть уверен в себе до конца? Ошибка на выхлопывании из гиперсвета в «живое» пространство в одну миллисекунду оборачивается промахом по меньшей мере в триста километров! А гиперсветовой выхлоп - это взрыв мощностью в десятки мегатонн, несущий в себе потенциальную опасность для маяков, трассовых реперов и других кораблей. И хотя штурман был уверен в точности своих расчетов и совместных действий с командиром корабля, червячок сомнений в его душе не мог не зашевелиться. Не случайно же им дали ноль-вторую трассу! Небывалый случай!