Этот случай поломал те простые, в духе давних космических традиций, товарищеские отношения между Иваном и Леной, которые выстраивались на протяжении двух недель. Лена разрушала их невольно, вовсе того сама не желая. Она не знала, как ей теперь вести себя с Иваном. Иван ей нравился! Давно нравился, с того самого момента, когда появился возле ее шезлонга в лучах желтеющего вечернего солнца: большой, спокойный, сильный. Представился, попросил разрешения посидеть рядом, а потом сосредоточенно читал микросборник, словно позабыв о девушке, исподтишка разглядывавшей его поверх книги. Иван понравился ей сразу. Но чтобы по-настоящему понять это, Лене потребовалось ощутить, что и она нравится Ивану! Эта догадка, похожая на озарение, испугала ее. В испуге этом жила и тайная радость, от которой кружилась голова. Но испуг все-таки возобладал. Вдруг ее обманул молчаливый разговор взглядов? Иван не был похож на влюбленного. Ни капельки! Совсем не похож на Виктора, который любил ее, говорил о любви, ждал любви… И боялся ее, как боялась и сама Лена. Спокойная доброжелательность Ивана, его готовность ответить на любой ее вопрос, ответить тяжеловато, но искренне, без намека на рисовку и остроумие, - это любовь?! Да и может ли вообще любить этот будто из железа сделанный человек с простым рубленым лицом и такими сильными руками, которыми он, казалось, камни мог мять, словно глину?
Испуг победил, но тайная радость жила и нет-нет да и кружила голову, заставляя Лену стыдиться перед памятью Виктора, смущаться перед самой собою, надеяться и пугаться того, что она может так и остаться надеждой и больше ничем. Ее отношения с Иваном за два-три дня разладились совершенно. Молчаливое общение, такое естественное и принятое совсем недавно, стало неловким и ощутимо тяготило обоих. Но и разговоры не клеились! Лена, боясь сказать что-нибудь лишнее, следила за каждым своим словом, фальшивила и ненавидела себя за это. Пытаясь преодолеть ее скованность, Иван и сам начал фальшивить: его сдержанность оборачивалась угрюмостью, а лаконизм - скудомыслием. Иван понимал это, злился, но ничего не мог с собой поделать. Прямо наваждение какое-то, злые чары!
Не особенно задумываясь, более интуитивно, чем сознательно, Иван понимал, что дарованная ему судьбой встреча с Леной обещает ему ту самую настоящую любовь, о которой мечтает каждый мужчина и которую он ждал так терпеливо и доверчиво. Терять Лену он не имел права не только ради себя, но и ради нее самой. Он понимал, как трудно будет ей без его поддержки заново найти себя в доброжелательном, но довольно бесцеремонном в своих шумных радостях мире двадцать третьего века. Но понимал он также и то, что рождающаяся у Лены привязанность, а может быть, даже и любовь по отношению к нему, пока еще очень хрупка и уязвима. Это не полнозрелый плод, а только еще начавший распускаться цветок. И сильное движение его мужской души навстречу только рождающемуся чувству может убить его, как суховей. Поэтому Иван и плыл по течению стихийно складывающихся с девушкой отношений. Но в дни нарастающей скованности ему, уже зрелому, двадцатишестилетнему мужу, стало ясно, что без меры затянувшаяся неопределенность может обернуться досадой, обидами и разрывом - бедой для них обоих. Иван понял, что не имеет права медлить более, надо было рисковать! Действовать решительно!
Лобову и в голову не приходило, что, принимая такое решение, он действует не столько как мужчина, для этого у него было мало сердечного опыта, сколько как космонавт и командир корабля, для которого умение пойти на риск - одно из важнейших профессиональных качеств, определяющих его класс. Иван решил покинуть профилакторий. В худшем случае, на время расстаться с Леной, разлука многое сама собой расставляет по своим местам, или… забрать ее с собой. В каком качестве несущественно, забрать - вот и все! Увести из этого рафинированного профилакторного мира, в котором было нечто монастырское, в мир живой полнокровной жизни.
На следующее утро он имел длинный, не очень удобный и приятный для себя, но в общем-то нетрудный разговор с Яном Кирсипуу. Потом связался по видеофону с центральной лунной базой и договорился о встрече с Климом и Алексеем на традиционном торнадовском биваке - на Елшанке. Пришлось ему решить и ряд других мелких дел, которые неизбежно сопровождают переезды с места на место и перемены образа жизни. Поэтому на утреннее свидание с Леной он явился с опозданием на целых полтора часа против обычного времени.