- Без обуви, - как всегда, предупредила она и полезла за тапочками.
- Обижаешь, начальник! - пробасил Спирин. – А на ушах можно?
- На ушах можно, только не вприпрыжку!
И тут лампа в прихожей как-то странно моргнула раз, другой и окончательно погасла.
- Блин, повезло! Интересно, это ваш дом или весь район гакнулся?
- Хрен его знает! Маман новые лампы ввернула, а они кочевряжатся. Пошли в кухню. Ладно, фиг с ними, с тапочками, иди так.
Они решительно пересекли помрачневший коридорчик, дошли до стеклянной двери в такую же помрачневшую кухню, открыли её – и вдруг ослепли от яркого света. А когда проморгались, то нашли себя на широкой, залитой солнцем площади. Площадь окружали невысокие разноцветные дома резного камня с черепичными островерхими крышами и с множеством многоугольных и конусовидных башенок. Перед ними простирались длинные торговые ряды, вдоль которых прохаживались озабоченные и деловитые домохозяйки с корзинками, все, как одна, в длинных платьях и витых затейливых тюрбанах на головах, причём у кого-то тюрбан был короче, у кого-то - выше. Под ногами оказался не паркет и не линолеум, а голубовато-серый булыжник с редкими травинками промеж рядами. Они оглянулись, словно по команде – и не обнаружили ни кухни, ни коридорчика, ни прихожей.
- Эй, как ты это делаешь? – спросил озадаченный Спирин. – Это чё, объёмный голографический киноэкран?
- Я… н-никак не д-делаю. Я не знаю, что… куда… где… Ой, где моя квартира? – пискнула Аллочка, вконец растерявшись.
- Может, мать под съёмку сдала?
- Ага, и ничего мне не сказала! Бред сивой кобылы!
- Ёк-мотылёк! Погоди, не психуй и не генерируй, сейчас сориентируемся. Эй, чувак, – окликнул он спешащего прохожего в широком плаще-балахоне, изукрашенном серебряным шитьём. – Мы тут, типа, интересуемся, это чё у вас, киносъёмка? Ты классно прикинулся, молоток!
Прохожий шарахнулся в сторону, потом нервно оглянулся и широко раскрыл глаза и рот. В его ушах висели серебряные серьги кольцами, из-под капюшона торчали и спускались на лоб тонкие рыжие косички.
- Неча таращиться. Тебя спросили по-человечески, - обиделся Андрюха. – Мы что, на козлов похожи?
Прохожий захлопнул рот, снова открыл и снова захлопнул. Потом вдруг глупо ухмыльнулся, развернулся и почти побежал по площади в сторону неширокой улочки.
- Шугливый, блин! – с досадой сказала Аллочка.
- Стремала! А ты заметила, как он на тебя таращился? Чуть зырки не потерял… Слушай, давай и мы поглазеем, пока не выставили. Любопытно, блин, может, мы в массовку попадём.
- Ага, в таком прикиде!
Они опасливо сделали несколько шагов – обстановка не изменилась, не пошла кругами, не заморгала и не распалась на пиксели, и не растаяла в воздухе, точно мираж. Они неспешно двигались между торговыми рядами, с любопытством поглядывая по сторонам.
- Неплохой антураж! Как ты думаешь, это историческое или типа фэнтези - игрища под Толкина? Что-то не врубаюсь, какая эпоха!
- Вон зелень и овощи!
- А вон яблоки и груши!
- Алик, глянь, что вон там продают! Украшения? Красивые!
Они подошли поближе к прилавку, чтобы разглядеть причудливые деревянные с серебром бусы и подвески, резные рамочки всех размеров, деревянные фигурки животных, весьма искусно расписанные серебряной, карминной и золотой краской, иероглифы на цепочках и ещё какая-то непонятная дребедень – точь-в-точь как в какой-нибудь этно-лавочке.
Женщины в тюрбанах и мужчины в расшитых плащах расступались перед ними, открывали рты, пихали друг друга локтями, ахали и постанывали от любопытства, шушукались и подхихикивали.
- Эй, пипл, почём фенечка? – Андрюха двумя пальчиками почтительно приподнял с прилавка симпатичные бусики, чем-то похожие на этнографическую магическую штучку: серебряные (или чёрт его знает, какие) шарики чередовались с деревянными овалами розовато-бежевого цвета, покрытыми тончайшей резьбой, и с крохотными оранжевыми колокольчиками, вырезанными, похоже, из мягкого металла.