– Невидимый – для безглазых, вроде тебя! – сорвалась она. – Поднимай свою задницу и ищи! И ты тоже, женщина! – казалось, она впервые заметила Фэйри.
– Ага, слепой зрячего поведет, – раздраженно хмыкнул он, все же послушно поднимаясь. – Что хоть искать-то?
– Разрыв в материи. Щель между мирами. Его можно почувствовать, как поток посторонней энергии, можно увидеть боковым зрением, если ты не...
– Ага, непременно! Ты же, вроде, знаешь, что из всех разрывов и щелей я нахожу только, кхем, весьма определенные, и такие, в которые больше одной части тела не просунешь!
– Так заставь свои мысли двигаться в другом направлении! – баньши была в ярости. – Или я точно пришибу тебя, даже если мы все же выйдем отсюда!
Киэнн неуверенной походкой вновь двинулся вдоль стены, похоже, в успех он действительно не верил. Перепуганная Фэйри последовала его примеру, прощупывая очертания темницы в противоположном направлении. Она чувствовала себя слепым котенком, который бессмысленно тычется в странную, неведомую ему преграду на пути к материнскому молоку. Стены Кэр Анноэт, странная мозаика которых также оказалась чудовищной кладкой черепов и костей, инкрустированных сверкающими слезами хрусталя, тихо задрожали, гулкая вибрация отдавала какой-то нарастающей болью, жгучим холодом, точно тебя то и дело окунают в ледяную прорубь, каждый раз оставляя там все дольше. «Ко всему можно привыкнуть, даже к смерти,» – всплыло в мозгу. Она даже как-то успокоилась, захотелось просто довериться этому медленно умерщвляющему холоду и больше не сопротивляться. Сознание постепенно отключалось, черные ветви перед глазами вновь поймали луну... Она споткнулась и упала. И тут знакомый с детства поток невыносимой тоски, точно вынимающей душу и уносящей куда-то за пределы телесной оболочки, снова окутал ее. Фэйри тихо застонала. Киэнн мгновенно бросился к ней и подхватил ее:
– Нэм! – заорал он. – Нэм, я уверен, она нашла!
Баньши белой молнией метнулась к ним, прижалась, точно пытаясь просочиться сквозь тела обоих:
– Да, почти верно! Сделай полшага вправо и держи ее крепче, брешь совсем узкая! Не так, сюда! Теперь чуть вперед!
Он неуклюже переступал, доверившись своей проводнице. Стены Кэр Анноэт вновь дрогнули и точно пошевельнулись.
– Теперь замри, и, во имя Аннвна, не думай о том, о чем ты думаешь всегда, когда тебе нечем заняться!
– Кишки боггарта! А о чем хоть думать?
– Ни о чем!
Киэнн скептически хмыкнул:
– Тогда тебе все же стоило садануть мне по башке каким-нибудь булыжником!
– Помолчи. Хотя бы помолчи, – баньши выдохлась.
Трое узников отчаянно прижались друг к другу, с замиранием сердца ожидая. Только сейчас Киэнн заметил, что щебенчатый пол под ногами давно растворился и жутковатый ядовитый сумрак лижет им щиколотки ног, а зубы Фэйри стучат как хорошее соло ударника. «Выпусти меня отсюда, Кэр Анноэт! Есть же и у тебя сердце!» – мысленно шепнул он в темноту, понимая, что сам себе смешон сейчас. Баньши завопила. Он невольно выпустил из объятий Фэйри и зажал уши. И тут стены «прихожей ада» стали как-то крошиться у него перед глазами, точно осыпающиеся квадратики-пиксели. Мысли закончились. Неудержимый поток потянул его за собой в разверзшуюся бездну междумирья...
Одна пьяная ночь
Фэйри с трудом открыла глаза. Голова у нее все еще кружилась, как-то гадко подташнивало. Бесконечная лилово-пурпурная высь над ней, казалось, медленно обмахивалась огромным веером из павлиньих перьев: облака струились сквозь сумрачные верхушки сосен, где-то далеко на западе догорал погребальный костер Птицы-Феникса...
Мир казался обычным. Над головой не цвели золотом сребролистые мэллорны, не вздымались до самых небес в изумрудно-аметистовой дымке вековые деревья Эшенвейла. Фэйри даже почувствовала себя разочарованной. Может, она все-таки уснула и ей это все приснилось? Ее спутников тоже рядом не было. «Лес как лес,» – проворчала она себе под нос и попыталась подняться. Что-то не пускало. Фэйри осторожно скосила глаза... и обомлела! Небольшая тонкая травинка, обычный сорняк, какой растет у дорог, тихо, бережно, как бы ненавязчиво, сама собой вплеталась в ее волосы! И, судя по всему, была не первой! Фэйри обвела вокруг глазами, ища источник колдовства. Поблизости никого видно не было. Казалось, сама земля плетет узоры в ее волосах. «Да отпустите же!» – шепотом попросила она и мотнула головой. Несколько цветов так и остались свисать у нее на кудрях, теперь заплетенных в диковатые нерукотворные косы. Старая липа над головой тряхнула ветвями, точно вздохнула – и, вдруг подхватив ловкими пальцами облетавшую желтую листву, принялась плести из нее живое покрывало. Ветер хохотнул в уши. Гигантский серый ком скалы лениво распрямил гранитную спину и рыкнул заботливой медведицей, подзывающей разбежавшихся медвежат. Где-то вдалеке бегущий речной поток звенел бубенцами на ногах хиппи, танцующего индейскую Пляску Солнца...
Фэйри сделала шаг. Камень точно всхлипнул и поежился под ногой. Села, стянула свои старые разношенные туфли, замахнулась зашвырнуть в кусты. Куст вздрогнул и словно шарахнулся. Фэйри извиняющимся движением осторожно поставила обувь на тропинку. И потом она побежала! Трава ласкала ей пятки, деревья точно наклонялись и нежно гладили по плечам. Она бежала, кружилась, не помня себя от счастья, танцевала в последних лучах солнца! Бархатные перья совы коснулись ее щеки. Умная птица аккуратно села на плечо, стараясь не царапать ей кожу, заглянула в глаза, протяжно пропела, затем с шумом поднялась и исчезла в сползающих по стройным стволам волшебного леса сумерках. «Поприветствовала». Сердце Фэйри колотилось как сумасшедшее. Она напрочь забыла о короле Киэнне и странной женщине-баньши, вытащившей ее из застенков темницы смерти. Она дышала этой ночью, пила ее взахлеб, отдавшись беспредельному ликованию, точно представ перед ликом древнего, но милостивого божества...
Что-то мелькнуло невдалеке. Фэйри осторожно раздвинула тяжелые раскидистые лапы елей (казалось, на этот раз они сопротивлялись ей) и не поверила своим глазам: в расчерченных светом луны резных сумерках, по живому цветочному ковру, кружились в чарующем танце четыре удивительных существа, точно излучавших сияние всем своим телом. Никакие легенды и гравюры, ни баллады, ни кисть художника не смогли бы передать того, что видела сейчас она: время точно застыло и каждое движение танцующих стрелой ранило в сердце, но боль была такой невыносимо сладкой, что хотелось утонуть в ней навечно...
– Не смотри, они это не любят, – хрипловатый мужской голос вывел ее из восторженного обморока. Фэйри резко оглянулась. Но он уже уходил. Странная нелепая фигура, полунагой высокий человек с огромной вытянутой вперед мордой, лошадиными ушами и черной, спадающей на чуть сутулую спину гривой. «Бог ты мой, агишки!» Фэйри секунду колебалась – заговорить или оставить в покое знакомого по мифам кровожадного оборотня? – затем все же не выдержала:
– Постой! Ты – агишки?
Человеко-лошадь обернулась. Взгляд его был грустным и смешным:
– А ты нездешняя, – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Пропадешь ты тут...
Фэйри молчала в растерянности. Он переступал с ноги на ногу, похоже, также смущаясь.
– Пошли, что ли?
Она испуганно оглянулась. Только сейчас она почувствовала, что за спиной кого-то не хватает, кого-то, кто знал этот мир и мог в любой момент подсказать, что лучше делать. Довериться агишки? Махнуть рукой на все то, что она знала о нем (в конце концов, это могло быть просто вздором и вымыслом)? Или остаться одной и дождаться кого-то куда менее доброжелательного?
Он почувствовал ее сомнения:
– Ну смотри, я-то что... – и грустная лошадка, чем-то так невыносимо напоминавшая ей ослика Иа из книжки про Винни-Пуха, вновь повернулась, чтобы уйти.
– Нет, подожди! – окликнула она, наконец решившись. – Я с тобой. Просто... извини, но там, откуда я, у тебя очень... дурная репутация...
Она чувствовала себя глупо. Агишки все так же печально кивнул:
– Да, я знаю. У меня вообще дурная репутация.