Она не помнила, как бежала по дорожке прочь от дома. Увидят? Плевать. Главное - успеть! Если бежать бегом, она, наверное, сможет добраться до хижины через полчаса. Ну, через час. Нет, не получится... она не в состоянии бежать всю дорогу.
Сбивалось дыхание, волосы выбились из-под чепца, а поправить было некогда. Расстегнутый ворот давил на горло и грудь. Мучительно болело сердце. В густых сумерках причудливо изменились очертания знакомых с детства мест, и Вета все никак не могла сообразить, сколько еще осталось до хижины. Она то переходила на шаг, задыхаясь, то снова пускалась бегом. Тропинка петляла, терялась в траве. Девушка остановилась и огляделась. Куда идти, в какую сторону? Неужели заблудилась?
Нет, вон корявое дерево, похожее на древнюю башню. От него - направо. Скорее!
Посвежело, воздух стал зябким. Темнота опустилась незаметно, но очень быстро. Вета поежилась и прибавила шагу. На небе высыпали очень яркие звезды, в траве проснулись какие-то кузнечики. Ни огонька кругом, и жутко, а тропинка смутно светится в темноте. Башмаки на ногах кажутся пудовыми. Она одернула себя - скорее...
Скоро взойдет луна, идти станет легче. Деревья высились темной стеной. Как постарел отец! Если бы она знала, что известие о ее смерти убьет маму, сделала ли бы она то, что сделала? Какая теперь разница? Мамы нет. Слезы струились по щекам. Если когда-нибудь они встретятся с отцом, она упадет ему в ноги и попросит прощения... за маму, только за маму, но не за свое решение.
Как тихо вокруг! Каждую минуту она страшилась услышать сзади топот копыт. Торопятся всадники, скачут к имению графа Карела, чтобы поймать мятежника, беглого каторжника. Нет, они ведь уже там - герцог сказал, что в хижине ждет засада. Так зачем же она торопится туда - ведь все равно опоздала? Опередить Патрика, убедиться, что там еще нет его... перехватить его на тропе и остановить, не пустить, увести! Она успеет, она должна успеть, потому что если опоздает, если Патрика убьют, ей станет незачем жить. Герцог сказал, взять живым... но Патрик не может не понимать, что это означает всего лишь несколько лишних недель, заполненных болью, пытками, издевательствами. Он скорее кинется грудью на клинок, чем попадет в их руки живым...
Не разумом, а скорее памятью угадала Вета нужный поворот. Бегом, по высокой траве, напрямик, без дороги, не свалиться в яму, скорее... Как страшно! Неужели там ее ждет засада? Вета остановилась, подняла голову, отыскала в темном небе яркую Венеру. Попросила беззвучно: помоги. И, задыхаясь, прислонилась к дереву. Ноги не держали.
Дорога до хижины показалась ей вечностью. А когда впереди замелькал свет, девушка остановилась. Бог весть, кого или что увидит она. Остановиться, переждать, всмотреться...
Сквозь оглушительный стук сердца пробился звон стали о сталь, громкие голоса. Боже, неужели она опоздала, и солдаты Гайцберга уже здесь? Нет, о нет!
Тяжело дыша, она коснулась рукой корявого ствола.
- Господи, - сказала она вслух и поразилась тому, как глухо и надтреснуто звучит ее голос. - Господи, сделай так, чтобы я успела. Прошу Тебя. Пусть они еще не придут сюда, пусть Патрик будет жив. Господи, пожалуйста. Выполни мою просьбу, и больше я никогда-никогда ни о чем молить Тебя не буду. Пусть он будет жив. Мне ничего не нужно больше.
Вета пробежала, задыхаясь, еще немного и остановилась. Очень осторожно выглянула из-за дерева. И сдавленно охнула.
Поляна перед хижиной была залита неверным светом факелов, в свете этом метались тени множества людей, и отражавшийся блеск обнаженных клинков и ружейных стволов слепил глаза. На крыльце громко охали и суетились - там перевязывали раненых. Вета метнулась взглядом по поляне. Где же он, где же?
Сердце ее задергалось где-то в горле и замерло. Неподвижная фигура, распростертая на земле, приковала ее взгляд. Очень белой казалась рубашка лежащего ничком человека, и смутно светились во тьме его волосы...
- Упрямый, чертяка, - громко сказал кто-то. - До последнего защищался. Предложили - сдавайся, так ни в какую!
- Знал бы, кого берем, - сто раз подумал бы, - пробурчал другой голос прямо рядом с деревом. - Это ж, говорят, лучший фехтовальщик был во всей стране...
Один из солдат склонился над лежащим.
- Не дышит.
- Я же приказал - живым! - раздался надменный, холодный голос, и Вета сжалась от ужаса - она узнала его.
Две высокие фигуры спустились по скрипучим ступенькам. Солдаты выпрямились и замерли.
- Но, ваша милость, - оправдывался усатый капрал, - никак не можно было живым взять. Защищался, как сумасшедший, троих наших поранил. Вон, Дюнуа едва жив...