Энжел задумался.
— А не получится ли потом так, что раз в год, а то и раз в месяц какому-нибудь бедолаге-оборотню придется умирать, вырывая из груди сердце, чтобы наступил новый цикл? — спросил он. — И не слишком ли жестокая история, чтобы ее детям рассказывали?
— Не вижу большой беды, если станет так, как вы говорите, — пожала плечами госпожа Куинда, — волколаки от этого вряд ли переведутся. Но моя пьеса не об этом, и жестокости в ней не больше, чем в сказке о Красном Капоре, или в сказке про Ундину. Оборотень, конечно, умрет по ходу действия, но умрет вполне счастливым. А сама история его любви к богине занимает лишь первую часть, затем речь идет о том, как лунные жрицы заботятся о цветке, отчего он расцветает, и о том, как сок его дает оборотням успокоение, а свет от лепестков освещает ночное небо. Это будет пьеса с элементами балета, как раз большая часть танцев предполагается во второй части. Но, если вы пожелаете, можно это все переписать — репетиции только-только начались, а хореографическую часть можно будет использовать почти без изменений и при таком варианте. Конечно, мне на переработку потребуется еще какое-то время, но не слишком много.
— Нет-нет, — усмехнулся Энжел, — мне как раз хотелось бы, чтобы обошлось без ненужных жертв.
Госпожа Куинда задумалась на несколько секунд.
— Милорд Ларен, видимо, не вполне точно объяснили вам сам принцип, — сказала она, перемешивая начинку, предварительно поперчив ее и посолив. — Ведь смысл не только в том, чтобы заменить легенду, но прежде всего — исполнителей. Кражу лунного пирога разыгрываете вы и лунные жрицы, это вошло в традицию; поменяй вас на простых актеров, все закончится плохо, потому что все знают, кто должен это делать. Мы же меняем любительский театр на театр профессиональный. Где ж вы видели, чтобы на сцене взаправду умирали?
— О, понимаю, — сказал Энжел. — Это замечательная идея. Так вы говорите, репетиции уже начались?
— Да. Давайте, я вам по порядку отчитаюсь? Во-первых, я написала пьесу и представила ее на суд милорда Ларена. Она ему понравилась, он только несколько небольших изменений внес, связанных с историческими особенностями эпохи. Во-вторых, я договорилась с директором театра о постановке. Режиссирую я сама, это — мой дебют. В некотором роде. Ну, почти дебют. А актеры, можете в этом не сомневаться, очень-очень опытные. К постановке хореографических номеров мне удалось привлечь саму Лиру Олани, вы-то уж должны ее знать! Музыку, кстати, тоже она сочинила.
Энжел кивнул. Младшую жрицу Арлекина он действительно знал, причем не только, что называется, «по работе», но и потому, что его сестра Саора в свое время ходила в хореографическую школу при Храме Искусств, где Лира как раз и преподавала.
— Далее, — продолжала госпожа Куинда, раскладывая начинку в формы, — костюмов пока нет, но мерки сняты, и портные над ними уже работают. С реквизитом есть некоторые сложности, но они вполне решаемые, и вашего внимания не стоят. Полагаю, к концу июня все будет готово, можно будет дать первый спектакль. На осень запланированы гастроли в Суран, что очень кстати. Думаю, мне удастся договориться, чтобы представление было показано в Большом[102]. Далее, предполагается давать этот спектакль на каждый эльфийский новый год. Может быть, два-три представления, но не больше — иначе оно быстро приестся публике, и на него перестанут ходить. А нам этого не надо. Вот, собственно, и все. Думаю, я ничего не упустила.
— Работа, которую вы проделали, впечатляет, — искренне восхитился Энжел. — За столь малый срок так все организовать — я такого не ожидал. Милорду Ларену, я полагаю, это стоило значительных денег?
— Ну, во-первых, его семья, кажется, достаточно состоятельна для таких трат, — улыбнулась госпожа Куинда, — а во-вторых, я взяла с него не так уж и много. Однако осталась одна проблема: спектакль должен быть одобрен Лунным храмом и милорд меня заверил, что вы это одобрение обеспечите.
— Да, я обязательно переговорю с Арникой, — покивал Энжел, — сегодня же. Так, а это еще что?
В это время с улицы послышалась сирена, а следом голос, хорошо слышимый во всем городе, произнес:
— Внимание! Внимание! Через четыре часа тридцать минут ожидается замещение. Жителям, проживающим внутри Пятого кольца, рекомендуется начать эвакуацию. Повторяю…
— Ну вот, — сказала госпожа Куинда с некоторой досадой, — как раз когда я пироги пеку.
— Мне кажется, у вас хватит времени и на то, чтобы их испечь, и на эвакуацию, — заметил Энжел.
— Времени-то хватит. Конечно, хватит. Но кто ж теперь курники есть будет, если замещение, и Илису в оцеплении до утра стоять? Вот что: отнесу ему на пост, пусть товарищей угостит.
— Илис Зорр — ваш внук? — заинтересовался Энжел.
Внешний облик госпожи Куинды, то, как она двигалась, и еще некоторые мелочи в ее поведении с самого начала интриговали его. Он не мог отделаться от мысли, что где-то уже видел ее, причем недавно; кроме того, что-то странное было в том, как госпожа Куинда посматривала на него: с каким-то странным ожиданием и даже вызовом. Однако до этой минуты Энжел все как-то не удосуживался взглянуть на тень хозяйки повнимательнее. Теперь он сделал это, и увиденное заставило его глубоко задуматься.
— Вы его знаете? Славный мальчик! На самом деле не внук, а правнук, и еще, если с другой стороны посмотреть — то троюродный внучатый племянник.
Сирена на улице поутихла — до замещения было еще достаточно времени, потому в следующий раз она должна была зазвучать только через полчаса.
— Так о чем мы говорили? — спросила госпожа Куинда. — Ах, да, вы сказали, что переговорите с Арникой.
— Возможно, она захочет побывать на репетиции, — сказал Энжел, проведя ладонью по глазам, — я — точно захочу.
— Это совсем несложно устроить, — заверила Энжела госпожа Куинда, закрывая курники заранее заготовленными листами теста, — репетиции идут почти ежедневно.
— С вашим талантом устраивать — не сомневаюсь, — покивал Энжел и потянулся за своей сумкой, лежащей на полу рядом с ножкой кресла, в котором он сидел. На губах его образовалась какая-то странная полуулыбка-полуусмешка, какая бывает у ребенка, обнаружившего вдруг, что если наступить ногой на садовый шланг, то вода из него перестанет течь, а садовник — тот самый садовник, который запрещает рвать с куста незрелые ягоды крыжовника, — начнет пристально разглядывать лейку шланга, направляя ее себе в лицо. — А у меня для вас кое-что есть. Это же ваше?
И он вытащил из сумки веер, тот самый, который некогда поднял с пола в святилище Атая в Тхи-Шу.
Госпожа Куинда вытерла руки о передник, приняла веер, раскрыла его, обмахнулась им несколько раз и, закрыв, вернула Энжелу.
— Он принадлежал Анири, а я — не она. Вернее, я — не вполне она. Мое имя — Огния Куинда, если вы не против, — сказала она и принялась расставить курники по духовкам.
— Куинда — это же от ледово-эльфийского «куиинди» — «рассказчица»? — поинтересовался Энжел, который, кажется, собирался задать совсем другой вопрос касательно имени собеседницы.
— «Сказочница», — поправила его госпожа Куинда, мешая кочергой угли в топке плиты и открывая и закрывая задвижки, чтобы направить тепло к духовкам. — Когда я заполняла анкету на получение гражданства, требовалось указать какую-нибудь фамилию, и мне ничего лучшего тогда на ум не пришло. Называйте меня лучше просто Огнией. И я вам очень благодарна, за то, что вы освободили Анири.
— Вас освободил Пу, а не я, — возразил Энжел, — Ну или не вас, а Анири, если вы более себя с ней не отождествляете. Так что вам не за что меня благодарить… Огния.
— Пу ничего не смог бы сделать без вас, — покачала головой Огния, — он даже из преисподней без вашей помощи не выбрался бы, куда ему других освобождать?
— А откуда вы знаете, что Пу был в подземельных, и мы помогли ему освободиться? — спросил Энжел прищурившись.
Огния постучала пальцем по стеклу термометра, показывающего температуру внутри одной из духовок, закрыла дверцу топки и лишь после этого ответила на вопрос: