Оставшийся день для меня прошёл, как в тумане. Трав у меня не было, заняться нечем, даже «Легенды», так и лежавшие в шатре, я не смогла читать, потому что книга сразу напоминала о Шуте, а я не хотела о нём думать.
И я бродила по лесу вокруг лагеря, сидела возле кострища, а то и просто лежала на траве и любовалась облаками. В сторону лежащего воина я старалась не смотреть и обходила его стороной, давя в себе жалость и стремление подойти и помочь.
Но даже обида из-за его выходки и всех гадостей, которые Шут наговорил, была где-то с краю. Куда больше меня занимала открывшаяся в душе неведомая грань. Никогда не представляла себя на месте солдата или наёмника, да и вообще с оружием в руках. А тут…
Я дважды чуть не убила человека. И не какого-то грабителя или разбойника, спасая свою жизнь. А Джастера, который… Который по-прежнему был мне небезразличен.
Причём второй раз после того, как сказала, что мне важна его жизнь…
И хотя первый раз действительно был нелепой случайностью, сегодня я действительно хотела его убить!
Ох, Янига-Янига, да что же с тобой такое? Ты же ведьма любовной магии, а не солдат или наёмник, чтобы другим смерти желать…
Разве это моя судьба?!
Неужто не хватило братцев с тем проклятием?!
Только вот в душе вместо вины или злости тонко и уверенно пела струнка гордости за то, что Шут остался доволен моими успехами. Конечно, по совести, назвать успехом драку с едва живым противником назвать никак нельзя, но…
Очень уж эта победа ласкала моё самолюбие, неоднократно уязвлённое насмешками воина.
А ещё странным образом вдруг согрело душу оружие, которое Джастер сделал для меня.
Я помнила, как жадно смотрели на откованный меч кузнец и его подмастерья. Хотя мой меч не сравнить с Живым, но наверняка такая работа стоила не один «бутон», а может, и не одну «розу».
Как Шуту удалось укрыть от жадных и любопытных взглядов кинжал, я даже не представляла.
И я ловила себя на том, что, как Джастер, бережно глажу пальцами рукояти возвращённого на талию оружия, к которому ещё утром не хотела прикасаться.
Даже кинжал не вызывал больше страха или отвращения.
Я подобрала клинок, осторожно отмыла от засохшей крови и вытерла пучками травы, рассматривая и удивляясь. Лёгкий, тонкий и узкий, заточен он действительно был на совесть: край лезвия сходился в паутинку. Когда я осторожно коснулась пальцем острия, то не почувствовала укола, зато с изумлением наблюдала набухающую каплю крови. Только потом пришла боль.
Понятно, почему, я того удара не заметила. Кинжал входил в тело легко и без сопротивления, как в воду.
Меч таким острым не был. Конечно, познаний в оружейном деле у меня никаких, но мне показалось, что он специально не доточен.
Конечно, будь Шут здоров, вся моя боевая ярость не помогла бы его даже оцарапать. Но…
Неужели Джастер и этот бой предусмотрел? Или готовился к подобному? Будь здесь заточка, как у кинжала, воин сейчас лежал бы разрубленным трупом…
Насколько же далеко он предвидел мои поступки? Как такое вообще можно предвидеть?
Удара кинжалом он же не ждал…
Слишком много знаю и много болтаю… В постели я ему не горяча… Обидно признавать, но он знал, как меня разозлить. Не думает же он так на самом деле?
Или…
Могу ли я вообще верить его словам, когда это не касается магии?
И оружия.
Солнце скрылось за деревьями и по вытоптанной траве пролегли длинные тени. За всё это время Шут так и не пошевелился, лишь ветер трепал волосы и чёрную ткань рубахи. Голубого сияния Живого меча было не видно. И, несмотря на всю мою решимость оставить Джастера выкручиваться самостоятельно, при взгляде на одинокую полупустую чашку и небрежно оставленный мной плащ совесть взывала всё громче и громче.
Вздохнув, я подбросила веток в огонь и повесила греться котелок с остатками утренней похлёбки.
Не встанет сам, когда я закончу с ужином, так и быть, пойду, посмотрю, что с ним.
Но не раньше.
Джастер встал, когда похлёбка почти закипела. Я демонстративно отвернулась, решив, что не буду разговаривать, но воин медленно побрёл не к костру, а в лес.
Я сняла котелок с огня и стала ужинать, даже не сомневаясь, что он скоро вернётся.
Так и вышло. Высокая фигура в чёрном показалась из-за деревьев, когда я закончила ужин, и честно говоря, начала немного волноваться.
Воин же направился к воде, и я поняла, почему он задержался. Джастер шёл медленно, заметно пошатываясь, баюкая левую руку у груди и выверяя каждый шаг, словно боялся упасть. Чёрная рубаха свободно трепетала на ветру: пояс, как и Живой меч, остался лежать в траве.
Я отвернулась, не собираясь ему помогать.
Даже чашку воды не подам.
Сам такое отношение заслужил, скотина неблагодарная.
Шут добрёл до кромки воды, неловко опустился на колени, протянул здоровую руку, собираясь зачерпнуть горсть…
Спокойная река вздыбилась, и сразу две водяницы, хищно и торжествующе улыбаясь, кинулись на воина, обхватив руками за шею и утягивая за собой в воду.
Только волны сомкнулись.
— Джа!.. — я вскочила, разом забыв обо всех своих обидах. — Джастер!
Не зная, что делать, я заметалась по берегу, чуть ли не голося в голос, как деревенская баба. Будь Шут здоров, я бы и пальцем не пошевелила, чтобы ему помочь!
Но он же еле живой! Он даже без оружия!
Они же его сожрут!
Вода полыхнула пурпуром, и это были не отблески заката. Речная гладь пошла волнами, и среди них показалась светлая голова.
— Джастер! — я кинулась к воде. — Джастер! Сюда!
Шут не успел оглянуться, как снова исчез, явно утянутый водяницами.
— Джастер!
В отчаянии я стискивала кулаки, жалея, что не вижу ни одной нежити, чтобы ударить по ней руной и хоть чем-то помочь Шуту….
Ближе к середине реки вдруг вспух водяной горб, а затем взорвался, выбросив четыре водяницы на поверхность и раскидав их по берегам. На воде же безжизненно закачалось тело в чёрной одежде.
Я подобрала подол платья и кинулась в воду, пока нежить приходила в себя, а обессиленный воин не начал тонуть.
— Не смей помирать, слышишь? — зло шипела я, безжалостно вытаскивая полуобморочного Шута за здоровую руку. — Давай, Джастер, вставай, тут уже мелко!
Он кивнул и действительно пошёл сам, неловко освободившись от моей помощи. Я хотела обидеться, но потом увидела, что правой рукой, кривясь и морщась, он прижимает левую руку к груди.
— Ссссс…. — снова зашипели по кустам водяницы. — Ссссссссъедим…
— А ну, пошли вон отсюда! — я зло развернулась, и боевая руна налилась силой сама собой. — Кому сказала?!
Ответом был только плеск воды и сердитые веера брызг от толстых хвостов.
Какими бы дурами водяницы ни были, второй раз связываться со мной они не захотели.
Тем временем воин добрёл до костра. Осторожно выверяя каждое движение, Шут сел возле огня, взял кружку с отваром, недовольно дёрнул уголком губ, но выпил остатки. Левой рукой он старался не шевелить.
С мокрых волос и одежды капало, прилипшие тина и водоросли делали его самого похожим на подводного жителя. Впрочем, я, наверно, выглядела не лучше. Мокрое платье и рубаха путались в ногах, мешая идти. Возбуждение от нападения водяниц спало, и я застучала зубами от холода.
Подобранный по дороге пояс и Живой меч я опустила на землю возле воина.
— Переоденься, простудишься.
Джастер заговорил так неожиданно, что я вздрогнула от негромкого хрипловатого голоса. Шут держал пустую чашку в руке и смотрел в огонь. Обувь он стянул и грел ноги у костра.
— А ты? — я тоже скинула туфли и вылила из них воду, устраивая пострадавшую обувку поближе к огню.
Вместо ответа он равнодушно и слабо шевельнул пальцами здоровой руки.
— Переоденься, ведьма.
Вот ведь, грубиян! Даже «спасибо» не сказал, скотина!
— Спасибо, Янига, — эхом моим мыслям негромко отозвался Шут. — За всё.
Я фыркнула в ответ, развернулась и отправилась в шатёр за сухой одеждой. Новое платье я надевать не собиралась, а красивой рубахой придётся пожертвовать на одну ночь. Ничего, эта одежда высохнет и переоденусь.