И вот они уже поднялись выше куста сирени, выше стоящих рядом берёз и тополей. Под ними деревья шумели своими кронами, меж ними, как тёмная речка, вилась каменная дорога, по которой время от времени проносились странные громогласные звери. И хотя их рёв был слышен даже здесь, с высоты они были похожи на разноцветные точки размером не больше муравья.
А вдали виднелся город. Его высокие серые здания, со множеством маленьких черных окошек, казалось, подпирали небо и ясно выделялись на фоне его лазури и белых перистых облаков.
Скрипичный Ключик решил отблагодарить своего спасителя и с пользой провести остаток пути до города. Он спросил у соловья, не хочет ли соловей выучить ещё одну мелодию, пока они летят. Птица утвердительно кивнула, и Ключ стал насвистывать самую красивую мелодию из тех, что он знал.
А расстояние между ними и городом стремительно сокращалось. Вот уже показались первые постройки, невысокие домишки с красными черепичными крышами и дымоходами, потемневшими от сажи. Каменная дорога, ровной линией втекавшая в город, теперь расходилась на множество маленьких тропок, убегающих в разные стороны и опоясывающих дома. Деревья тут тоже были, но росли либо большой кучек в одном месте, либо одиноко стояли поодаль. Некоторые из них выстраивались стройным рядом по обе стороны больших каменных квадратов, в центре которых стояло изваяние из камня. Пролетая над всем этим, Ключик дивился, как разительно отличается город от леса.
– Мы уже почти на месте, – оборвал его раздумья соловей.
И правда, они уже пролетали над очередной красной черепичной крышей, когда впереди показался уютный двор в окружении домов из белого кирпича, с небольшой детской площадкой, ухоженными клумбами в палисадниках, но самое главное – посреди двора гордо и одиноко росла черёмуха. Скрипичный Ключик подался чуть вперёд, шаря глазами по окнам, надеясь увидеть то, из которого выпал его нотный лист.
– Осторожнее! – предупредил его соловей, – А то свалишься. Кажется, вон то дупло нам нужно.
Он подлетела к открытому окну, с раздёрнутыми занавесками, и аккуратно опустил Скрипичный Ключ на подоконник, и сам приземлился рядом.
– Ну что, это твой дом? – спросила птица у знака.
А Ключик, узнав стоявшее у окна фортепиано и свою родную партитуру, сиротливо лежащую на пюпитре, лишился дара речи от охватившего его счастья. Но спохватившись, стал горячо благодарить соловья.
– Я Вам так благодарен! Даже не представляете, что Вы для меня сделали! Позвольте Вам сказать, теперь Вы – мой лучший друг! – сказал он, вытирая слёзы радости.
– Благодаря Вам я выучил такие прекрасные мелодии, я просто не мог Вам не помочь, – расчувствовавшись, ответил соловей.
После этого, новые друзья обнялись, скрепляя свою дружбу. Ключик попросил соловья прилетать почаще и пообещал, что очень постарается, чтобы специально для его друга звучала самая красивая музыка. Распрощавшись, соловей полетел обратно в лес, а Скрипичный Ключик поспешил к своим дорогим нотам. Ах, как они были ему рады!
* * *
На город опустился вечер. В окнах зажигались огни, члены семей собирались в одной комнате, чтобы вместе провести приятный досуг.
– Папа, мама, посмотрите, скрипичный ключ вернулся! – Ефим подбежал к сидящим в гостиной родителям и показал им нотный лист.
– Сынок, тебе наверно, показалось. Не мог же он исчезнуть и потом снова появиться, – уверенно заявил отец, поправляя очки на носу и откладывая газету, чтоб посмотреть на дрожащий перед ним лист в руках мальчика. Мама тоже отложила своё вышивание, чтобы на него взглянуть.
– Нет, папа, я точно тебе говорю. Я нашёл эту страницу, когда она вылетела из окна, на улице перед домом. И скрипичного ключа на ней не было! И ноты были вперемешку. А теперь он снова здесь и с нотами всё в порядке! – родители переглянулись, а Ефим прижал лист к груди и поспешил к фортепиано. – Я сейчас вам попробую сыграть, и вы мне поверите!
Он откинул крышку инструмента, поставил партитуру на подставочку, немного размял пальцы, опасаясь прежней неудачи. Родители отложили свои дела, чтобы послушать сына. И вот, глубоко вдохнув, Ефим прикоснулся к клавишам и заиграл. И мелодия, возникающая в глубине могучего музыкального инструмента, рвалась наружу и была совсем не похожа на ту, что была в самом начале нашей истории. Эта музыка была то бурной и дерзкой, как морская волна, то нежной и кроткой, как первый подснежник, то волнительной и трепещущей, как языки пламени на ветру.