Ханна покосилась на фотографии. Теперь ей стало ясно, почему она так легко получила эту работу. Очевидно, слухи о смерти Эллинг распространились в профессиональных кругах, и директор Холландер не мог найти другого психотерапевта для этой группы. Да и кто захочет работать с Питом ван Луном?
– Я разделяю ваши опасения, – снова начала Ханна. – Но я… – Она чуть было не сказала требую. – Но я прошу вас, чтобы во время сеансов терапии охранники хотя бы надевали наушники и беседы становились более или менее личными.
– По какой причине вы так упорно на этом настаиваете?
– Я тщеславна не меньше вас, что касается успеха проекта, – а для этого мне необходимо завоевать доверие группы.
Директор Холландер пристально посмотрел на нее.
– Нет.
На этот раз она тоже уставилась на него.
– Полагаю, на мое место было не так много желающих. Хотите потерять меня?
– Вы хотите уволиться?
– Существуют и другие пенитенциарные учреждения с местами для практикантов.
Для Холландера этот блеф прозвучал как неприкрытая угроза. Но когда ты пять лет живешь в университетском общежитии, регулярно играешь с сокурсниками в стрип-покер и не хочешь постоянно раздеваться до нижнего белья, то научишься обманывать других. К тому же Ханна изучала психологию.
Она не отпрянула, не моргнула. Тут зазвонил телефон Холландера, и ему пришлось отвести взгляд.
Он нажал на кнопку на переговорном устройстве.
– Да?
Это была Морена.
– Граф Эрих фон Кесслер на второй линии.
– Пусть минуту подождет, – рявкнул он и отпустил кнопку.
– Так что же? – не сдавалась Ханна.
Холландер взглянул на нее.
– Ладно.
– Если в комнате есть зеркало-шпион, его нужно убрать.
– Такого у нас нет.
– И если в помещении висят камеры, на которые вы записываете сеансы, их тоже нужно снять.
– Как вы себе это представляете? Их нельзя демонтировать.
– Тогда хотя бы отключите их.
Он заскрипел зубами. Но в конце концов кивнул:
– Ладно.
Ханна с облегчением вздохнула. Посмотрим, что Пит расскажет ей в следующий раз… если вообще откроет рот.
11
Дверь открылась, и Сабина вышла из лифта. Хоровитц катился за ней в инвалидном кресле. На последнем этаже жилого дома пахло чистящими средствами. Здесь располагалось только две квартиры. Сабина перегнулась через перила и посмотрела вниз в лестничный пролет. Снейдер пешком поднимался по ступеням. Он все еще что-то бурчал в свой диктофон, но Сабина не могла разобрать ни слова.
Лишь достигнув последнего этажа, он выключил прибор и спрятал его в карман пальто.
– Это серийный убийца, – констатировал он.
Хоровитц кивнул, соглашаясь.
– Хотя до сих пор он совершил всего одно преступление? – скептически спросила Сабина.
– Мы не можем сказать этого с полной уверенностью.
– Думаете, этот случай и убийство в Дортмунде как-то?..
– Нет, я так не думаю, – перебил ее Снейдер. – Но я знаю, что он обязательно продолжит. Это только начало.
– Почему вы так уверены?
– Посмотрите на место преступления под мостом, – сказал Снейдер. – Убийца хотел унизить жертву и выставить напоказ. У этого поступка однозначно психологический мотив.
– Каков будет его следующий шаг?
– Если бы мы знали, – вздохнул Хоровитц. – В любом случае он продолжит воплощать в реальность свои идеи и фантазии. Мы должны подождать, что еще он нам покажет, чтобы мы смогли его лучше изучить. – Он передохнул. – А что произошло в Дортмунде?
– Ничего. – Снейдер скривил рот. – Хватить болтовни. Сконцентрируемся на этом деле. – Он указал на дверь квартиры, на которой не было таблички с фамилией. – Это ее квартира?
– Да. – Хоровитц подкатился к двери и постучал. Дверь открыл рыжеволосый мужчина, которого Сабине до этого представили как комиссара Рюти. Он выехал сюда чуть раньше, чтобы точнее проинструктировать команду криминалистов, работавших здесь уже несколько часов. На Рюти были латексные перчатки и бахилы, такую же экипировку получили от него Сабина и Снейдер.
Хоровитц первым въехал в квартиру, за ним последовал Снейдер. Он ненадолго остановился в дверях и провел пальцами в перчатке по замку. Сабина заглянула ему через плечо. Никаких следов взлома!
Затем в квартиру вошла Сабина. Значит, вот где жила директор федпола. Очевидно, Никола Висс не имела пристрастия к безделушкам. Во всей стодвадцатиметровой квартире с крышей-террасой не было ни одной полки с фарфоровыми фигурами, никаких календарей, декоративных салфеток, чего-либо связанного или рукодельного.