Выбрать главу

— Ну, как банька? — а глаза так и бегают.

— Хорошо, — улыбнулась Катя и потянулась как можно слаще.

— Я тебе звонил, кстати, и до этого, — мрачно сказал Ромка, снимая ботинки. — Последний раз, когда я звонил и тебя не было — это в половине двенадцатого.

— Я была у Лизы Чернышовой.

— Зачем? — он выпрямился и посмотрел ей в глаза. — Чтобы заставить меня нервничать?

Внутренне Катя вздрогнула, но виду не подала.

— Я имею право пообщаться с подругами? И потом, Рома, я тоже звонила домой. Мне очень не хотелось возвращаться в пустую квартиру. Пока Шурка у мамы… я не люблю бывать одна по вечерам.

Муж, все с тем же мрачным видом, протопал на кухню. Катя еле сдерживала улыбку. Она знала, что сегодня выглядит особенно хорошо. Мягкий пар русской бани, масочка из овсянки на лицо, расслабляющая атмосфера и потрясающий массаж в исполнении мускулистого профессионала сделали свое дело. Катя до сих пор испытывала нечто вроде сексуального желания, вспоминая сильные руки массажиста. Так легко было отрешиться от мысли, что он делает свою работу за деньги, и представить, что это ее любовник, что он ласкает ее таким необычным способом. Это было нечто новое в Катиной жизни.

— А я могу поинтересоваться, где ты был? — спросила она, появляясь на кухне.

— Поинтересоваться — можешь, — ответил муж, ожесточенно копаясь в глубинах холодильника. — Случайно не со своим психологом?

— Кстати, о психологах, — резко обернулся Ромка. — Я задал Ане один вопрос… насчет твоего поведения… цветочков и прочего.

Катя замерла, до боли вжимая наманикюренные ногти в ладони.

— И что?

— Она сказала, что это обычные женские уловки. С целью привлечь мое внимание. Это действительно так?

— Ну, знаешь! — деланно возмутилась Катя.

Ромка медленно закрыл дверцу холодильника, потом опять открыл и заглянул внутрь, как будто за пару секунд там могло появиться что-нибудь новенькое.

— Ты не ответила, — сказал он негромко. — Это действительно так?

Катя попыталась взять себя в руки — сейчас это было особенно необходимо.

— Твоя Аня даже не видела меня, — проговорила она по возможности спокойно. — Как она может судить обо мне и о наших отношениях? Что касается лично тебя — ради Бога. Если тебе так нравится изливать душу чужим женщинам — пожалуйста. Но меня она пусть не трогает.

— Это я попросил, чтобы она высказала свое мнение, — пояснил Ромка.

— Так вот значит не надо просить!

— То есть цветы тебе подарили, — уточнил Ромка, опускаясь на табуретку и изучающе глядя на Катю.

— Естественно! — возмутилась она. — Я что, такой урод, что мне уже и цветы не могут подарить?

— А потрахаться тебе не предлагали? — прищурился Ромка.

— А что? — ответила Катя в том же тоне.

— Так вот, — Ромка вновь понизил голос, — теперь послушай мое личное мнение. Не зависящее ни от каких психологов. Давай, продолжай в том же духе. Только если ты не остановишься — ты меня просто профукаешь.

— Что сделаю? — опешила Катя.

— Профукаешь, — повторил муж. — Потеряешь. Причем очень легко и быстро. Без труда.

Такого поворота дел Катя совсем не ожидала.

— Это если я что буду продолжать? — спросила она растерянно.

— Относиться ко мне по-прежнему.

— Как?

— Наплевательски, — пояснил Ромка, все так же мерзко щурясь.

* * *

 Ночью Роман дал своей жене нечто вроде обещания. Вернее, дал ей срок на исправление. Катерина обещала измениться. Измениться в чем? Он и сам толком не понял. Она хотела начать все заново, их семейные отношения, — а Роман, уставший от долгого разговора, вяло обещал быть с ней… в надежде на ее исправление. Что-то должно было измениться. «Это твоя жизнь, — уговаривал себя Роман, — твоя семья, твои жена и сын. Анжелика — да, это красиво, странно, необычно, но это не твое. Ты ведь почти ничего не знаешь о ней, идиот, а все, что ты знаешь, пугает и отталкивает. Ее отношения с мужем… Разве ты хочешь таких же? Разве ты смог бы хоть в чем-то жить так? Да и кто вообще ее муж, ты даже не знаешь. Судя по тому, что она рассказывает, какой-то крупный бандит, из интеллектуалов, из тех, что „в законе“, Анжелика — бандит-ская жена, со всеми вытекающими заскоками и прибамбасами. Что ты можешь дать ей? И что она может дать тебе, кроме вот этого странного сладкого чувства, почти боли?»