— Это ты? — спросила негромко в приоткрытую дверь спальни.
— Нет, не я, — ответил Ромка невыносимо веселым голосом. — Попить чего-нибудь есть?
Катя слышала, как он скинул обувь и протопал на кухню.
— А почему ты кефир не купила?
— Забыла.
Ромка вернулся в коридор — снимал куртку.
— Ты все забываешь, что меня касается. Тебе вообще на меня наплевать!
Кате хотелось поскорее закончить этот разговор — тогда она смогла бы, наконец, спросить, где он был.
— Почему ты сразу обобщаешь? — спросила она как можно мягче. — Я просто забыла.
— Чем ты целый день занимаешься, что забываешь? — он уже вновь открывал холодильник на кухне. — У тебя дел так много?
— Мы с Шурой сегодня… — начала Катя. — А что за вонь в холодильнике?
— Не знаю.
— А я знаю, — он повысил голос. — Протухло что-то.
— Ничего там не могло протухнуть, — защищалась Катя.
— А чем тогда воняет?
Она очень хорошо знала эту его методику — нападать, не дав ей произнести ни слова. Нападение — лучшая защита.
— Слушай, не шуми так, — сказала Катя. — Шура проснется.
— Ага! — в голосе мужа появились ликующие нотки. — А это что? Это что я спрашиваю? — он возник на пороге спальни с розовым картонным пакетом в руках.
— Сметана.
— Вижу, что сметана! — Ромкин голос сорвался почти на крик. — Вот она и воняет!
— Я из нее завтра блины испеку, — поговорить о позднем возвращении мужа уже не представлялось возможным.
— Блины? — Ромка брезгливо принюхался. — Да она уже абсолютно тухлая! Ты хочешь меня отравить или ребенка?
Слезы, душившие Катю, внезапно перелились через край и закапали на щеки; она выскочила из постели и, накинув халат, рванулась в сторону ванной.
— Ответь мне! — перехватил ее Ромка. — Куда ты удираешь?
— Не кричи, пожалуйста, — тихо сказала Катя, высвобождаясь из его рук. — Ну, забыла я про нее. Собиралась сделать блины и забыла.
— А что ты еще забыла? Ты вообще занимаешься домом?
— Да, конечно, — она старалась не смотреть ему в глаза. — Рома…
Он шагнул к шкафу, приподнялся на цыпочки, провел рукой по пыльному верху.
— А это что?
— Я вытру завтра.
— Это ты тоже забыла?
— Не кричи, пожалуйста.
— На тебя не только кричать — тебя бить надо!
Краска ударила Кате в лицо. Ее муж всегда умел повернуть все так, как ему нужно.
— Почему я должен приходить в грязную квартиру? — грохотал Ромка. — К женщине, которой на меня наплевать?
Это уже была полная неправда.
— Почему ты говоришь, что мне на тебя наплевать?
— Потому что в холодильнике нет кефира, а вместо этого стоит ужасная вонь! Я не буду есть вообще ничего из того, что стоит в этом холодильнике, потому что от этой сметаны там все провоняло! Катя прекрасно знала, что Ромке надо оправдать свое позднее появление, что он привязался бы к любой мелочи, что лучше всего было бы просто замолчать и выслушать… Но проклятая гордость не позволяла ей просто подойти и коснуться руки мужа.
— Ты, как всегда, преувеличиваешь, — сказала она как можно спокойнее. — Что там могло провонять?
— Что? — заорал Ромка, и голос у него сорвался. — На, нюхай!
Боковым зрением она уловила взмах его руки — и по спине потекло ледяное, мерзкое, липкое.
— Дура! — кричал Ромка.
Несколько секунд Катя ошалело смотрела на ковер, заливаемый дурно пахнущими всплесками сметаны — потом завизжала и выскочила в ванную. Махровый халат прилип к спине, вонючая сметанная жижа затекла даже в трусики.
— Идиот! — воскликнула Катя, не в силах больше сдерживать слезы. — Какой же ты идиот!
Резко распахнулась дверь ванной — Ромка стоял на пороге, возмущенный, красный от гнева. Катя инстинктивно закрылась руками, как будто он был чужим — такой некрасивой и жалкой она себя чувствовала сейчас.
— Да, я идиот! Тебе не нравится? — он уперся руками в косяки, не давая ей закрыть дверь. — Я могу уйти в любой момент, меня здесь ничто не держит!
Когда дверь закрылась, Катя отвернула до предела оба крана и засунула голову под душ — ее худенькие плечи сотрясались от рыданий.
В ожидании Аниного звонка Роман провел четыре долгих дня; на пятый он наконец решился позвонить сам. Ее рабочий телефон был забит у него в трубке под именем Андрей; Роман набирал номер не без некоторого внутреннего трепета.
— Але. Можно Аню?
— Это я, — уверенный, официально-офисный голос.
— Это Рома. Здравствуй.
— А, привет, — ответили небрежно на том конце провода; Роман попытался воскресить в памяти ее необычное лицо, узкое, с великолепными черными бровями вразлет; только бы она согласилась встретиться!