Катя вновь и вновь перебирала фото, пытаясь найти хоть какие-то изъяны в облике этой «психологини». Напрасно. Возможно, фотограф постарался, возможно, визажист… Казалось невероятным, что вот эта кукла — не знаменитая фотомодель, а какой-то там заумный психолог (если Ромка не врет), казалось невозможным, что это безупречное чудо могло заинтересоваться Катиным мужем. «У нее пустые глаза, — отметила Катя (нужно же было найти хоть какой-то минус!), — пустые, холодные и зеленые, как у кошки. Пустые глаза и злой излом губ. Она…» Сама не понимая, что делает, Катя вытащила альбом с летними фотографиями и, содрогаясь от собственного кощунства, к каждой Анжелико-Аниной фотографии приложила фотографию мужа. Нет, это было абсолютно нереально — они не смотрелись вместе. Просто люди из разных миров. С разных планет. Ничего общего. Вот она, Катя, она так уютно и по-домашнему глядится рядом с мужем, они так подходят друг другу… А эта — чужая…Чужая и блестящая. Катя вдруг почувствовала бешеную зависть к этой женщине, к ее красоте. За что? За что и почему? Холодная, надменная Снежная Королева — почему она так красива?
«Последний раз посмотрю — и все, спрячу», — сказала себе Катя и закрыла глаза. Потом открыла их вновь — и неприятный холодок пополз по спине. Она — чужая, блестящая, и если Ромку поставить рядом с ней… если вообразить, что они стоят рядом, то блеск этот, свет этот падает и на Ромку и озаряет его своим холодным величием. «Рядом с ней он смотрится гораздо лучше, чем со мной, надо признать, — как во сне, подумала Катя, холодея от одной этой мысли, и повторила вслух, не веря самой себе: — лучше, чем со мной».
И все-таки Анжелика привыкла. Все уютнее Рома вписывался в ее жизнь. Заполняя собой все выемки, все пустые места. Постоянными своими звонками, мальчишеским голосом в телефонной трубке уплотняя временные промежутки. Жизнь становилась гладкой, накатанной, без необъясни-мых провалов. Звонил, назначал встречи, смотрел влюбленными глазами, водил по клубам-ресторанам. Времени думать не оставалось. Даже малышка Катенька иногда надувала губки: «Мама, ты со мной реже стала бывать». Да, занимал собой уже и выходные частично, стремился втиснуться во все ниши. Более того, Анжелика начала замечать печальную тенденцию: она все чаще отказывалась от других развлечений и встреч, чтобы пообщаться с Ромой. С подругами стала редко видеться, с работы порой убегала в самый ответственный момент… Не из-за любви. И не то чтобы по страсти, хотя какое-то такое животное притяжение существовало, тяга взбесившихся молекул, чувственный каприз. «Я могу позволить себе эту слабость», — говорила Анжелика самой себе.
Но пока еще она была сильной. Ее подкачанное, твердое тело, закаленное в сексуальных боях с вполне достойными соперниками, оставалось жестким и гибким, и таким же жестким и гибким пока оставался ее ум.