«А вот это не твое дело», — мысленно вскипела Катя, но старательно улыбнулась, взяла Олега за руку.
— Не узнает, — сказала она вкрадчиво. — Он с ней расстался.
— А тогда зачем ее бить? — удивился Олег. — В целях мести, что ли?
Нервная гримаса на мгновение исказила Катино лицо.
— Ее нужно будет бить по животу, — сказала Катя. — Она беременная.
Как складно все складывалось (тавтология!), как уютно и по-домашнему готовила жизнь свои сюрпризы! Анжелика еще не понимала до конца всей прелести, всего уюта, какие-то мелкие мелочи (еще одна тавтология!) продолжали волновать ее, бередить, дергать. Да, эта неожиданность с Максом, то, о чем она, по сути, мечтала тайно уже несколько лет, волшебство свершилось, но, как и любая исполненная мечта, оказалось несовершенным. Макс собирался усыновить ее ребенка после развода с женой; вернее, обоих детей; но Анжелику другое мучило: ведь новый ребенок родится похожим на Рому (а как несхоже гибкое, совершенно-божественное узкое тело Макса с коренастым, мускулистым, мужицким туловищем Ромы; как несхож Ромин топором деланный боксерский фейс с гладким, тонким, изысканным лицом Макса!), что скажут родители Макса и все вообще? И потом, что это за семья, где оба ребенка не имеют никакого отношения к отцу, да еще и добавить сюда двоих настоящих максовских детей, которым нужно будет платить алименты… Нет, выход один: когда-то родить Максу третьего, его настоящего… но это уже вообще маразм! Анжелика — мать-героиня!
Мучила незавершенность отношений с Ромой, ее проигрыш, ее отступление в битве с Катей Потехиной. Если бы хоть какое-то малейшее движение, намек на реванш! Пусть бы Рома пришел и повинился, а она бы послала его на хрен, или еще что-то в этом духе. Мучило то, что вела себя, как последняя дура, осталась в Роминой памяти действительно растерянной курицей, цепляясь за него зачем-то там, где нужно было взять и отпустить… Если бы вернуть их былые отношения хоть на недельку, чтобы Анжелика сама могла его бросить! Нет, невозможно.
За этими дурацкими мыслями, в заботах о предстоящем на днях Новом Годе Анжелика почти забывала о своем счастье, отвлекаясь на глупые частности, боролась бесконечно с беспокойными мыслями и улаживала конфликты внутри себя. Нужно смириться с тем, что больно сейчас ни в чем не виноватой жене Макса, а должно бы быть больно Кате Потехиной. (Почему Катя не жена Макса? Нет, представить это чудище нелепое рядом с ее совершенным Максом — полная нелепица.) Нужно придумать объяснение для дочки, почему в ближайшем времени ее привычная фамилия будет заменена короткой китайской. Нужно…
Она шла и думала обо всем этом, перескакивая, как заезженная пластинка, мыслями с одного на другое в произвольно непредсказуемом порядке, когда в арке ее дома (почти уже бывшего дома!) дорогу ей преградил невысокий парнишка в слишком легкой, не по погоде, куртке.
— Привет, — сказал незнакомец, нехорошо улыбаясь.
— Здрасьте, — кивнула привыкшая к подобным эксцессам Анжелика (сейчас будет и «девушка, дайте телефончик», и «не лишайте бедного солдата последней надежды на любовь»), но тут глубже, у стены, увидела еще две тени.
— Кажется, ты не поняла ничего, — со вздохом произнес парень, и из двоих отклеившихся от стены теней одна принадлежала тому человеку с родимым пятном, напоминавшему футболиста Бэкхема — когда он еще не брился налысо.
— Чего я не поняла? — почувствовав неладное, спокойно удивилась Анжелика и попыталась отступить, но «Бэкхем» с другом уже заняли нужные позиции.
— Тебя просили сделать аборт, — заученно сказал незнакомец. — Просили?
— Ребята, вы чего? — попыталась вырваться, прорваться, но один схватил за руку, дернул, короткий правильный удар отшвырнул Анжелику к стене, и она, защищая руками самое ценное, что у нее было — лицо, — поняла: бить будут по животу.
…Получасом позже, придя в себя после короткого провала в памяти (серые камни перед глазами, квадрат темного неба где-то сбоку и спереди, в вырезе арки, снег и лед под оцарапанными руками), поднявшись, почистившись, мучительно думая, видел ли кто-нибудь ее валявшейся на асфальте (могли подумать, что пьяная), доплетясь до квартиры и раздевшись, поняла, что то теплое, что стекает по ногам в брюки и носки, — это кровь. Странно-спокойная, лишь чуть возбужденная по сравнению с обычным, без всяких уже глупых левых мыслей, набрала номер «скорой» и вызвала врача.
— Ты себе вызывала? — испуганно блестя глазами, спрашивала беспокойная мама. — Что случилось?