Полина Воронова
Сказка о страхе
Крашеный деревянный стол, стул с мягким сиденьем, кровать, покрытая пушистым клетчатым пледом, телевизор на тумбочке – привычный и уютный мир, который Тим очень любил. Что там, за стенами в цветочек, за плотными яркими шторами, Тим не знал – и не хотел знать. Изредка из-за штор долетали какие-то резкие звуки и чьи-то громкие голоса. Тогда Тим втягивал голову в плечи и надеялся, что его добрый маленький мирок защитит его от враждебного чужого мира. Иногда он подходил к железной двери в этот мир и прислушивался. За дверью было тихо, но он точно знал, что там сидит Страх. Большой, чёрный, с неряшливо спутанной шерстью, он ждёт, чтобы схватить Тима и съесть, как только он выберется наружу. Тим проверял надежность дверного засова и уходил обратно в комнату, к тёплому чаю и бормотанию телевизора.
Телевизор и его любимые книги показывали совсем другой мир, не тот, что он слышал за окном, – красивый и сверкающий, полный чудес и радости. Но Тим точно знал, что этот мир для тех, кого не караулит под дверью большой чёрный Страх, не прижимает жуткую морду с огромными глазами к окну и не скребется когтистой лапой по стеклу. В том, красивом и радостном, мире люди ходили в школу и на работу, ели пирожные в кафе и пили чай не из старой кружки с трещинкой, а из изящных маленьких чашечек. Они прыгали в лужах или спасались от дождя под яркими зонтиками, играли в куклы или в машинки, устраивали рабочие совещания и гуляли с громкими смешными собаками, плавали в прохладной лесной речке и даже в необъятном море. Море – это было что-то выше понимания Тима, он даже не мог себе представить, как это в одном месте может собраться столько соленой вкусной воды и почему она такая переменчивая, то синяя, сверкающая и добродушная, а то почти чёрная, ощетиненная и злая. Иногда Тим ложился на кровать и мечтал, как он однажды поедет на море. Легкий ветер будет трепать его волосы, в руках будет таять сладкое вкусное мороженое, а он будет сидеть на горячем песке, погрузив в него ноги, и любоваться прибоем. Картинка была такой ясной и чёткой и так привлекала, что Тим не выдерживал, подходил к двери и брался за ручку, готовый в ту же минуту ехать на море, будь оно хоть на краю света. Но Страх не дремал, он караулил Тима и хищно раскрывал пасть. Тогда Тим отходил от двери подальше, забирался в кровать, накрывался пледом и включал телевизор погромче, чтобы заглушить нетерпеливое шебуршение Страха. Море – это для других, для тех, у кого не живёт под дверью Страх. А ему, Тиму, лучше и безопаснее здесь, дома.
Однажды ночью Тим долго не мог уснуть. Он ворочался, будто в кровати у него царапались хлебные крошки, и вздыхал. За дверью привычно копошился Страх, которому тоже не спалось. Страх вообще всегда дремал вполглаза, готовый в любой момент съесть зазевавшегося Тима. И вдруг за окном, среди обычных звуков, Тим услышал новый – отчаянный жалобный писк маленького беспомощного существа. Тим вздрогнул и прислушался. Тихо. Нет, вот опять жалобный плач. Тим вскочил с кровати и подбежал к окну, чтобы посмотреть, что же там случилось, но в последний момент отдернул руку от штор: он точно знал, что за ними жуткая морда Страха, прижавшаяся к стеклу. Тим стоял у окна и слушал жалобу какого-то брошенного несчастного малыша. Помочь ему он никак не мог. Тим забегал по комнате, бросая взгляд то на дверь, то на плотно зашторенное окно и ощущая, как там, снаружи, притаился, поджидая добычу, Страх. Плач иногда затихал на мгновение, а потом снова начинался, с каждой минутой всё жалобней и отчаянней. У Тима на глаза навернулись слезы. Вот если бы под дверью не караулил Страх, он непременно пожалел бы и обогрел несчастного маленького, плачущего под окном. Но чем он может помочь, если, стоит ему выйти за дверь, его съедят?
Тим залез в кровать, закрыл голову подушкой и плотно прижал ее к ушам, чтобы заглушить жалобу. "Я ничего не могу сделать, ничего, – бормотал он. – Я не хочу, чтобы меня съели, поэтому я не могу помочь. Пусть кто-нибудь другой поможет, пусть поможет кто-нибудь другой…" Он лежал так очень долго, пока сквозь маленькую дырочку в шторе в комнату не заглянул заспанный розовый рассвет. Тогда Тим вылез из-под подушки и прислушался. На улице было тихо. Он успокоенно потянулся, прогоняя сонливость и стыд, и собрался уже заварить себе крепкого чаю, чтобы неторопливо выпить его перед телевизором, как вдруг рассвет испуганно скрылся, а на улице хлынул дождь. И в этот момент писк возобновился снова, жалобный, отчаянный и безнадежный. Никто не спешил на помощь малышу, и тому ничего не оставалось, кроме как заходиться в плаче, с каждой минутой теряя надежду. Тим не мог больше ждать.