Он вообще с трудом понимал «словоразлив» старшего хозяина. Ба всегда ругала областной ландшафт, называя отвратительными пейзажи серых гаражных крыш, линий электропередач и придорожных свалок. Неоднократно провожая её, киборг внутренне соглашался с негативной оценкой негармоничных видов, мысленно не одобряя еще и зрелище несущихся обшарпанных фур, с неразумной смелостью подрезавших малолитражки.
— Ты чего грустишь-то? — прервал его размышления Иван — его «как бы родственник». — Ехать неохота? Мне тоже. Ребята вон, на Ай-Петри идут, а мы на «всё включено», тоска.
***
Последний раз вот так, своей семьёй, но без тёщи, они отдыхали лет пятнадцать назад в санатории «Россия» в Сочи. Тогда маленький Ванька, только переступивший порог большого, слегка запылённого номера, громко спрашивал обалдевших от поездной грязи родителей:
— А теперь можно орать и визжать?
— Конечно! — тогда ответила его мать, — только с папой на улице, а я пока приму душ!
Ощущение дежавю появилось задолго до подъезда к отелю…В самолёте, пытаясь перекричать предвкушающих турецкое застолье пышных мамаш, верещали их многочисленные отпрыски. Пахло лёгким перегаром, а один из двух имевшихся туалетов засорился, и излучающие на лицах счастье стюардессы, все три полётных часа пытались слить его содержимое. Ощущение той плацкартно — поездной грязи накрывало волнами.
Наконец, они прибыли и их сопроводили в главный аркадный зал, с помпезными колоннами и почти натуральной мраморной облицовкой. В нём преобладал цвет свежепосоленного лосося. Тёща любила рыбу, считая, что она идеально подходит для её возраста, и умела ее солить. «Ешь омегу-три, жирные кислоты, и кожа не будет стареть», — поясняла она дочери. Прокурор ещё раз посмотрел на стены отеля—дворца и содрогнулся.
Он не понимал: ну почему его душит золотая отделка мебели, хрусталь люстр, секьюрити…
В этот момент руки коснулся Дмитрий.
— Посмотрите направо, — лаконично сообщил приблудный ребенок.
Прокурор резко развернул корпус.
На него с неподдельным ужасом смотрели немцы. Те самые, два года назад счастливо отправленные в Мюнхен.
Со звуком театрального выстрела упал чей-то чемодан.
— П-приехали, — сказал Иван.
— Du lieber Himmel! (Господи ты, Боже мой!), — прошептала Ирен.
— Das kann doch nicht wahr sein! (Этого не может быть!), — сообщил пространству Хенрик.
— Бля, — вымолвил прокурор…
***
За ужином обе семьи сидели за укутанным в белоснежную скатерть большим столом турецкого ресторана. Их состояние на данный момент с трудом поддавалось описанию. Некоторое представление о владеющем ими смятении может дать, например, эпизод со сборами.
За полчаса до обговорённой встречи Ирен, надевая любимый красный сарафан, сообщила отражению в зеркале:
— Хоть без шляпы и перчаток, но иду на великосветский воскресный ужин. Хенрик, надеюсь, ты в смокинге?
Дети переглядывались и недоумённо оценивали пребывающую в явном помешательстве мать.
Только после третьего стакана джина с тоником у неё немного отлегло от сердца и появилась маленькая толика бесшабашности.
«В конце концов, это не чудо, просто наш мир совсем не такой огромный, как рассказывает ВВС», — успокаивала она себя.
Уже за столом, оглядев молчащую кампанию взглядом агента «Моссад», она вздохнула и, повернувшись к мужу, изрекла:
— Дорогой, а принеси-ка мне ещё один стаканчик этого заменителя Dom Pérignon!
Потом, обратив свой взор на молчаливую публику, извиняясь, сообщила:
— Если не создать атмосферу любви, то придется срочно разбегаться. Моя maman…
— Вот про маманов мы говорить и не станем, — перебил её российский правоохранитель. — У меня три вопроса…
Он повернулся корпусом к Диме и, взмахнув вилкой зажатой в руке над тарелкой, как дирижёр над пюпитром, приказал:
— Димон, переводи!
***
Ближе к ночи, переехав из ресторана в лобби, как из Виндзора в Букингемский дворец, старшие представители московской и мюнхенской ячеек общества, выпив ещё «по чуть-чуть», окончательно расслабились.
Хенрик по большому секрету (громким шепотом) сообщил другу из России, что должен погрузиться в таинственные воды озера Ван и поискать там очередной портал. В ответ россиянин выразил уверенность в необходимости совместных поисков.
— С целью оптимизации поставленной задачи предлагаю тост! — завершил он вечер и мирно задремал в уютном кресле бара.
***
Утром у поборников интернационала вполне закономерно болела голова. Постучавший было в дверь Иван был встречен перекошенной физиономией отца и словами матери:
— Ещё раз стукнешь в дверь, убью!
Парень понимающе кивнул и, прихватив второй возможный источник шума (Диму), запустившего режим бесшумного передвижения, отбыл на завтрак.
Когда дети убрались в сторону омлета и пляжа, русская жена, выпив пенталгин, горестно посмотрела на излучающий счастье пейзаж за окном и сказала:
— Вот жопой чую, добром это не закончится.
Через два номера, напротив, в такой же двухкомнатной семейке, Хенрик вскипятил чайник и, разбавив водой суррогатный порошок чёрного цвета с гордой надписью «Нескафе», подал жене.
Ирен с трудом сфокусировала взгляд на чашке. Глотнула. Выдохнула. И посмотрев за окно, в котором отражались воды сверкающего сапфиром моря, предрекла:
— Поверь, это подстроенная акция. Хорошего я не жду. Не будь я еврейка!
***
Идол не спал никогда. Он был её окном в мир. Тысячелетний прибой не смог разрушить гранитного основания вулканического острова, и фигура нехарактерного маленького роста веками смотрела на быстро меняющий настроение океан. Она же дышала его глазами.
Неторопливость и покой - вот что всегда присутствовало в ней. Медленные правильные мысли не давали этой чудесной живой структуре самостоятельно изменять мир. Но они же позволяли сохранять его. Однажды, ещё в самом начале пути, она чуть не потеряла себя и свою цель. Страх отчаяния остался. Тогда совсем ещё юная память записала его и больше не повторяла ошибок.
Сегодня, открыв свод, она листала страницы-мысли начала пути.
Енош, сын Шета и Азуры, любимые дети её. Пизнай, сумевшая спасти в Потопе своих дочерей. Как странно изменился мир! Чёрную красавицу объявили демоницей. Смешной, всем интересующийся, глупо погибший с разбитой головой мальчик отражен в человечьей памяти землепашцем, а проклявший сам себя брат — охотником-детоубийцей.
…Их было так мало; первый эксперимент, увенчавшийся грандиозной удачей.
«В настоящее время половина обитаемой Ойкумены Млечного пути — мои дети», - думала она.
Она открыла три портала, дав жизнь трём новым мирам.
Первый, процветающий мир планет Азиатского союза: Шиар, Янода, Кхимет — вывел выращенный ей Цинь Ши Хуанди, который собрал армию и сумел провести её через отражения. Её великий сын. Она оставила память о нём.
Второй портал оказался плохо подготовленным. Змеелюды пытались поработить праматерь планет, она торопилась, уводя от разящих виман своих избранников сквозь врата Мохенджо Даро. В памяти чёрной земли они остались неандертальцами. А легенды про войну Царя Обезьян записаны в Рамаяне. Она берегла и эту память.
Впрочем, вторая волна оказалась не менее удачливой, и торговый флот авшуров с планеты Никсия давно преодолел границы галактики.
Третий — о, тот она готовила тысячелетие. И, разумно не дав объединиться двум таким близким и совсем разным цивилизациям восточного и западного полушарий, увела через портал Мачу-Пикчу обоеруких амбидикстеров, заселивших часть Млечного пути и систему Альфа Центавра. Её невероятный успех — её альфиане.
Пора было открыть и этот мир. Пришло время.
========== Глава 12 ==========
Выйдя из страшной гибернационной комы, затянувшейся до почти бесконечности, на закрытой от любопытных глаз галактики планете, ДЕКС сразу переподчинил себя процессору, но голод, мучивший его даже во сне, все время заставлял работать уставший от безделья мозг и последний, наконец, возмутившись, взял управление на себя.