В другое время при первых звуках этого голоса он поспешил бы прочь. Сейчас же он только подумал, что Дерево, значит, выгнало уже Змею. Но даже эта мысль не доставила ему радости.
— Я вижжу, ты болен и сссовссем готов для моего сссто- ла,— продолжала свою неторопливую и словно бы даже ленивую речь Змея.— Как жжаль, шшто я только шшто поззав- тракала! Но ессли ты придешшь ко мне аазавтра, я ужже ссснова буду голодна и я-адовита-а. И ужж тогда я-а помогу тебе, сссынок! Помни, никто тебе не поможжет так, как я-а,— я-а щщщедра-а и отдаю-у вессь я-ад!
— Я не приду к тебе завтра,— сказал, запинаясь, Юппи.
— Вот новоссти! — просвистела Змея.— Жжить беззо вссякого удовольсствия и весе жже цссеплятьсся зза жжиззнь! Ведь ты усстал... Подума-ай, всспомни...
Юппи вспомнил собачников, вспомнил девочку, которая плакала, но не вступилась за щенят. Больно ему было от этих мыслей. И все-таки сквозь эту боль проступало, росло желание жить. Чем холоднее был взгляд Змеи, тем горячее поднималось в нем это желание.
— Я хочу быть,— сказал он хмуро.
— Но почщщему? — зашипела Змея.— Почщщему весе хотят быть?
Юппи честно подумал и сказал:
— Потому что, когда кто-нибудь есть, что-то невероятное может еще получиться, а когда нет, то уже ничего не получится.
— Ну, например? — сказала Змея, или, может быть, Юппи это сам подумал и сам же ответил:
— Может, добрая девочка станет еще и смелая... люди научатся понимать зверей, а звери — разговаривать по-человечьи... Может, получится, что я смогу летать, как Карамба, а Карамба грустить, как я...
— Весе, шшто можжет быть, ужже было ззадолго до тебя.
— До меня не было меня! — рассердился Юппи.— А если так, то, может, и еще чего-нибудь не было?!
— Но ессли ты ужже предсставил...
— О, нет! — перебил ее Юппи.— То, что я представил, это гораздо меньше того, что может быть! Это уж точно! Это я почему-то знаю!
— Ну, жжди, жжди... Весе Жждут, да так ничщщего и не получщщаетссся... Ты все равно умрешшь. Ссначщщала вы-расстешь и пожживешшь, а потом умрешшь.
— Если меня не убьют, я не умру.
— Умрешшь — только позже.
— Нет! — закричал Юппи.
— Мы очщщень хорошшо сс тобой побесоедовали,— засмеялась Змея, как могут смеяться только змеи — с шипением и свистом.— А теперь, когда ты точщщно ззнаешшь, шшто хочщщешшь жжить, тебе ещще нужжно ссуметь осстаться в жживыхх.
И она поднялась на самом кончике хвоста и расправила, как уши слона или широкие листья, складки вокруг головы.
А Юппи услышал далекий, непонятный шум.
Шум нарастал.
Мимо Юппи промчались газели. Следом за ними большими скачками бежало семейство львов. Но львы и не думали преследовать газелей. Они убегали вместе с ними от непонятного грохота. Даже три слона — две взрослые слонихи и слоненок — бежали, ломая в спешке ветки. Визжа от ужаса, по ветвям мчались обезьяны. Все, кто мог, зарывались в землю. Все, кто мог, поднимались в воздух.
Юппи сначала взобрался на дерево, но на дереве он мог только спрятаться. Бежать, прыгая с ветки на ветку, он не умел. Во всяком случае, быстро. Тогда он слез и побежал- поскакал вслед за бегущими. Но часть убегавших повернула обратно, потому что грохот теперь доносился не с одной, а с трех сторон. Некоторое время звери метались, но в конце концов побежали в четвертую сторону.
Все больше зверей мелькало мимо Юппи. Конечно, ему тоже было страшно, но такого ужаса, как другие звери, он не испытывал все же. В ту недолгую пору, что жил он во дворе со щенятами, Юппи привык к шуму машин, грохоту железа, громким голосам и теперь различал знакомые звуки. Конечно, это был грохот куда сильнее, чем тот, к которому привык он во дворе. И все-таки это был человеческий грохот, и надо было бы подумать, прежде чем действовать.
Однако все словно сговорились мешать ему думать. Вокруг не только бежали, но и кричали, кричали вслух и кричали внутренними голосами — и это были крики страха и ужаса. Все труднее становилось Юппи противостоять общему ужасу, все больше он заражался им. И его внутренний голос — пойми тут, ошибается он или нет,— все громче кричал ему, требовал, чтобы Юппи тоже бежал или прятался.
Он бросился следом за всеми. Но тут появилась Карамба и крикнула:
— Юппи, туда не беги — там западня!
И тогда Юппи взобрался на дерево, невысоко, и стал жд^ть, хотя его сердце, казалось ему, стучало громче нарастающего со всех сторон грохота.
Уже стали видны люди. Они дули в дудки, стучали колотушками о железные листы и кастрюли да еще и кричали во весь голос. Уже видны стали псы, рвущиеся с поводков. Юппи ждал, но ему все труднее становилось ждать. Он вспомнил насмешливый голос Змеи: «Все жждут, а дожжидаются только ссмерти». И в то же время сейчас внутренний голос требовал от него, чтобы он притаился. Юппи даже рассердился на этот внутренний голос, который сначала требовал чтобы он бежал, а теперь—чтобы не трогался места. Будь что будет, решил Юппи. И шмыгнул между людьми. И сейчас же один из охотников спустил с поводка собаку, а другой навел ружье.