— Так и скажу и буду пррава! А вот можешь ли что-нибудь такое сказать ты? Ну-ка поворрочай мозгами!
— А мне и ворочать нечего. Скажи-ка, если ты такая умная, как лучше — когда много таких, как ты, на земле или когда мало?
— Лучше, чтобы таких умных, как я, было на земле побольше, а таких глупых, как ты...
— А вот и ошибаешься,— перебил ее Юппи.—Того, чего слишком много, никто не бережет, а когда остается немного, записывают в Красную книгу, так мне сказал дядюшка Носорог.
— А что тебе еще сказали дядюшка Тугодум и тетушка Глупышка? Слушай, пока мне не надоело с тобой рразговари- вать! Чумы и холерры на земле осталось совсем немного, но спрроси кого хочешь, занесены они в Кррасную книгу?
Юппи молчал, подавленный мудростью птицы.
— А ты,— спросил наконец Юппи,— ты и твои родичи занесены в Красную книгу?
— Еще чего! — гордо сказала Карамба.— Те, кто умеют сами за себя постоять, не нуждаются в Кррасной книге.
— А кто же это, кроме тебя?
— Ну, ворробьи, кррысы!
— Я, конечно, никогда не видел крыс, но говорят — ОНИ противные.
— Не знаю,— ответила ворчливо птица.— Мне по душе те, кто умеют за себя постоять, а не вымиррают, как только становится чуть потрруднее. Лучшие — выживают сами. Это называется — борьба за существование.
— Откуда только ты все это знаешь?! — поразился Юппи.
А Карамба приосанилась и повертелась перед ним, развернув, как веер, длинный свой хвост.
— Не думаешь ли ты, что я только и делаю, что болтаю?
Я ведь люблю и послушать умные рречи!
Юппи задумался.
— Карамба, а ты не знаешь, я есть в Красной книге?
— Во всяком случае, ты слабачок, хотя мне и удавалось несколько рраз тебя спасти...
— Да ты!.. Да я!..— даже подскочил от возмущения Юппи.
— Ты и дальше будешь заикаться или у тебя есть члено- рраздельные вопрросы? — насмешливо поглядела на него круглым глазом птица.
У Юппи даже нос зачесался, потому, что когда тебе приходится испытывать одновременно так много разных чувств, нос морщится и вдоль и поперек, а это очень щекотно.
— Я думаю,— сказал он, немного успокоившись,— меня в Красной книге нет, иначе меня бы не пытались убить в той облаве.
— Ну, это еще ничего не значит,— сказала, подумав, Карамба.— Возможно, ты прросто имел дело с необрразованны- ми людьми. Или же тебя не успели рразглядеть.
— Так что же мне делать, если опасность? Ведь я так и не знаю, в Красной я книге или нет.
— Я тебе советую: сам спррячься, а хвост выстави. Ведь самое заметное у тебя — это хвост. Если же по твоему хвосту выстррелят — значит, одно из двух: или ты не в Книге, или это малообрразованные люди. И тогда уже или пррячься, если сможешь, или беги, если успеешь.
Юппи не мог понять, смеется Карамба над ним или советует всерьез. Если это был совет, то он ему не очень понравился, если насмешка — тем более. Он отвернулся от Карамбы, но, заметив, что она собирается взлететь, взмолился:
— Подожди!
Впрочем, она не так уж и торопилась — ей явно нравилось отвечать на вопросы.
— Подожди,— угрюмо повторил Юппи.— Я знаю, в Красную книгу записывают животных, которых осталось мало. Что еще нужно, чтобы тебя внесли в Красную книгу?
— Для этого надо быть чем-нибудь замечательным.
— Полезным?
— Ну, будь полезным, если можешь, но будь особенным — это необходимо! И Карамба вспорхнула, осыпав Юппи какой-то пылью и листьями.
Когда на этот раз Юппи догнал слонов, хобот Хохоры от возмущения был завернут вверх, и Юппи даже слегка струсил. Но Хохора сдержалась и только сказала:
— Последний раз тебя предупреждаю: или ты слушаешься меня, или я тебе задам такую трепку...
Юппи вдруг обнаружил, что ему совсем не нравится, когда его ругают. Когда-то медвежонок сказал ему: мама — это та, которая ругает, если что не так сделаешь. Но Юппи чувствовал: мама ругала бы его из любви и беспокойства, а Хохора ругает потому, что он мешает им. И тогда Юппи сказал Хохоре, что он просит извинения за то, что был таким недисциплинированным попутчиком, что он благодарен им за все, но дальше с ними не пойдет, у него есть свои неотложные дела.
Хохоре, видно, стало не по себе, что она вынуждает Юппи, по сути дела еще ребенка, жить в одиночестве и опасности. Она подогнула хобот, потом свернула его вбок улиткой, потом засунула в рот, вынула и почесала ухо.
— Мне кажется, мы оба погорячились,— молвила она.
— Ничуть! — сказал Юппи, уже довольный принятым решением.