Утром Эрик рисовал голубые лужайки и голубых оленей, пятнистые лужайки и пятнистых антилоп. И цветы — большие, как деревца, каждый цветок отдельно. И два солнца в небе.
— Что это ты рисуешь? — спрашивал Папа.
— Страну Юппи.
— Почему же нет в ней Юппи?
— Потому что он здесь, с нами.
— Разве там нет его родичей?
— Наверно, есть. Но они еще ни разу не попадались мне навстречу.
— Где же она находится, страна Юппи? В какой части света?
Эрик покачал головой:
— Это же не на Земле. Это на другой планете. Разве ты не видишь, что здесь не одно, а два солнца.
Что Эрик рисует его страну, его родину, Юппи знал, понимал и очень волновался. Но вот что это такое говорит Эрик?
Как это — не на Земле? Земля — он уже знал от Карамбы и Эрика, знал и собственными ногами — очень-очень большая. Знал, что на ней материки и океаны. Но океан все-таки можно переплыть. Если же это не Земля — тогда как? Тогда Юппи только во сне и сможет видеть свою родину?
Между тем Папа внимательно рассматривал рисунок Эрика.
— Так это два солнца? Я думал, солнце и луна.
— Нет,— опять покачал головой Эрик.— Это два солнца— одно больше, другое меньше. На этой планете никогда не бывает темно, потому что никогда не бывает, чтобы не светило хотя бы одно из солнц.
Верно, подумал Юппи, ведь сколько во снах они с Эриком там были, никогда не бывало темно.
— Значит, жители этой планеты никогда не видят звезд?
— Никогда, Папа.
— Почему же на твоем рисунке нет людей?
— Мы их еще не видели.
— Кто — мы?
— Юппи и я.
— И как же разговаривают на этой планете?
— Зачем спрашивать о том, чего я еще не знаю! — сказал Эрик.
Эрик рисовал, а сам пел.
Сначала Юппи так внимательно следил за его карандашами, что не вслушивался в песню. Когда же вслушался, то даже подскочил: Эрик пел ту самую песню, которой однажды чуть не убила его Карамба — о Дне исполнения желаний, когда каждый из королевской семьи и их придворных называл, чего бы он хотел, и для этого нужно было застрелить, слона, носорога, бегемота Иппо, райскую птицу и редкого зверька. И нашелся охотник Матука, который обрадовался, что ему надо пострелять столько зверей. Этот Матука не раз потом снился Юппи.
И вот Эрик сидел, рисовал и пел об этом самом Матуке. Юппи подумал, что сейчас он потихоньку уйдет из дома и
больше никогда не вернется к Эрику, просто не сможет, как не смог он вернуться к ласковой девочке.
Но что это поет Эрик?
Юппи стало так весело, что он обхватил передними лапами голову и кувыркнулся.
Между тем Эрик продолжал распевать, что сказала о Матуке обезьяна Хризантелла и что она сделала:
Вот какая, оказывается, это была песня. А Карамба, которая называла себя лучшим его другом, спела ему только половину песни! Юппи так обиделся на Карамбу, что тут же побежал ее разыскивать. Он обегал весь лес, кричал:
— Карамба! Карамба!
Она не отзывалась. Когда же, измученный, он плелся домой, она вдруг окликнула его:
— Накрричался? Набегался? Ну чего тебе, если тебе в самом деле нужна Каррамба, а не Эррик!
— Карамба, как тебе не стыдно? Помнишь, ты пела мне песню про День исполнения желаний и охотника Матуку? Почему же ты мне не спела ее до конца?
— А почему я должна тебе петь от начала до конца длин*
ные песни?
— Можно подумать, что тебе это трудно!
— Можно подумать! Ишь ты! Если ты не эгоист, не только можно, но и нужно подумать об этом, пррежде чем прри- ставать!
Она же его еще и эгоистом называет!
— Карамба! — сказал Юппи дрожащим от обиды и злости голосом.— Ты опять меня запутываешь! Но на этот раз тебе не удастся, потому что это не я, а ты обо мне не подумала!
— Тебе прросто хочется со мной порругаться — так и скажи! Конечно, с Папой и Эрриком ты ррассыпаешься в любезностях, так что тебе и самому это пррискучило и хочется хоррошей кррепкой рругани. Должна, кстати, заметить, что, даже если бы я и захотела тебе спеть прродолжение никчемной этой песенки, я бы не смогла. «Перрестань! Замолчи!»— крричал ты, как сумасшедший. А потом брросился бежать. Ты бежал от этой песенки, как от охотников, тррусишка! Ты бежал от нее, как от Матуки! Ха-ха-ха-ха!