- Это называется «руки», дубина! - раздался снизу приглушенный гневный вопль колбасы.
- На себя посмотри, результат оргии похмельного генного инженера и перемороженной сои! – вступил в диалог разноголосый хор из молочных коробок.
- Понакупят по акции всяких умников – хоть сам к жильцам на тарелку прыгай!...
И началась привычная ругань, смысл которой терялся ещё в самом начале перебранки. Обитатели холодильника воспринимали её как нечто неприятное, но неизбежное. Да и к тому же, в тишине и скуке даже такая грызня хоть и спорное, но развлечение.
- Да ну их всех! Лучше послушай: я серенаду написал! – озабоченно зашептал шоколадный пончик. Клубничный мысленно закатил глаза – это была уже десятая серенада за неделю. Не смотря на все свои старания «призрачный Ромео» не смог бы найти рифмы к словам даже если бы у него была карта местности и компас. Серенада была традиционно ужасной, шоколадный пончик старательно пел (хотя и слухом, и голосом кондитер при создании его обделил). Но банка с солеными огурцами особым интеллектом не отличалась, зато щедро компенсировала его отсутствие наличием высокого самомнения, а потому сопровождала серенаду кокетливым хрустальным хихиканьем.
Клубничный пончик не мог это больше выносить: он вернулся к куску сыра и спрятался за него.
- Малыш, а почему всё-таки ты здесь? – шепотом спросил сыр. – Скажи, не бойся. Я никому уже не разболтаю: жильцы на ужин собираются готовить запеканку, а мне отведена роль аппетитной корочки.
- С витрины мне было видно много разных людей. Они ведь не только едят, но и испытывают огромную гамму чувств. Одно из них, самое прекрасное – любовь…
- Тоже бородинский хлеб мудростью поделился? – осторожно, чтобы не обидеть, поинтересовался сыр.
- Нет. Рядом был стенд с игрушками. Это мне сказала кукла в халате врача и с игрушечным медведем в руках… Только почему-то у неё был ценник «Веселая ферма», - в тихом застенчивом шепоте пончика появились ноты недоумения. – Это, наверное, потому, что чуть выше стояли фигурки коров, овец и кур, сопровождаемые ценником «Доктор Маша».
- Дай угадаю: ты любишь шоколадный пончик? – умилился сыр.
- Угу… - утвердительно качнулся в воздухе клубничный пончик. – Мне было хорошо видно его со своей полки, а когда нас вместе положили в пакет и понеси на кассу, мне думалось, что это будет началом нового прекрасного чувства. А тут эта глупая банка, - раздался тяжелый шелестящий вздох.
- А с чего ты взяла, глупая булочка, что настоящая любовь – это всегда взаимно? Поразмысли над этим… - одна из стен вновь отворилась, впуская руку. – О, это за мной. Прощай, деточка! Подумай о том, что я сказал! – прокричал сыр, уносясь во внешний мир. Его ждала почетная обязанность – стать румяной корочкой запеканки.
С того дня клубничный пончик стал задумчив. Он больше не поддерживал своего призрачного соседа в попытках напугать жильцов внешнего мира. Не обращал внимание на ссоры, но всегда старался утешить продукты, которые грустили или скучали: ведь нахождение в кромешной темноте не располагало к жизнерадостности, но клубничный пончик прилетал то к одному, то к другому, щедро делясь своим радостным оптимистичным настроением.
- Вот ты всё порхаешь с полки на полку как сдобная бабочка, - мрачно пробормотал шоколадный пончик. – А у меня, между прочим, личная трагедия: в банке один огурец остался. Ты же понимаешь, что это значит?
- Угу… - рассеянно вставил собеседник.
- Ничего ты не понимаешь! – вспылил шоколадный пончик. – Мою любовь скоро отнимут у меня! А ты просто говоришь «угу»?!
Клубничный пончик задумчиво смотрел в сторону стеклянной разлучницы, и размышлял о словах сыра: о том, что любовь не должна быть всегда взаимной. Но ведь это всё равно будет любовь. Остальное пустые нюансы, не имеющие значения. А значит, желание испытать человеческие чувства – исполнилось. Шоколадный пончик всё еще что-то продолжал говорить, но клубничный его уже не слушал. Его внимание было приковано к лампочке, которая внезапно замигала неярким, призрачным светом.