Происходившее сразу после нападения И-Жэнь не помнил — после того, как Цзянь-фэнь зарубил чудище, сознание покинуло хэшана. Очнулся он вскорости на лавке под бабьи причитания. Впрочем, голосили не о нем. И даже не о погибших. О непутевой дочке да о молодом господине. Вполне себе живых, кстати, хоть и беспамятных.
Узнать о происшедшем сразу после победы поначалу не получилось — люди что-то делали, перебарывая недавний ужас и еще не отступивший страх. А то как новая напасть явится? И на вопросы не отвечали. Осталось лежа на грубой скамье — сил подняться просто не было — наблюдать, как выживший десятник приводит подчиненных в чувство, крепким словом и кулаком — правильный командир — заставляет закрыть символические ворота, организовывает сбор тел и их фрагментов, как над останками чудовища складывают кострище из хвороста.
Лишь чуток позже, вразумив уцелевших, десятник подошел к лежащему у-сэну. Изобразил телом независимое этакое уважение.
— Смотрю, очнулся почтенный?
Сил было немного, и почтенный только ухмыльнулся в ответ.
И поведал десятник Сян по фамилии Шу, что не ведает, что делать дальше. Совместно решили, что, коль не явилось больше чудищ, то вряд ли и явятся, но охрану организовать надо. Да посыльного, из тех кто посмелее, отправить в усадьбу Бяней надо…
Немногим позже, оклемавшись, сходил монах к ручью постираться. Чем подтвердил свой героизм. И, видимо, заслужил кормежку из рук старой карги, единственной не потерявшей голову из женщин.
А с рассветом заявились сначала Старый Бянь с охраной, а потом и уездный пристав — самый младший чин из местной администрации, и как положено младшему, самый легкий на подъем. Вот тогда то И-Жэнь снялся со своей лавки и откочевал на сваленные у ограды бревна. Смотреть, как поджарый мужчина в чиновной шапке-гуань, да с партикулярный мечом проводит следствие. Смотреть, да думать…
Наконец монаха позвали под требовательные и полномочные очи. То бишь к столу, за которым на чурбаке воссел пристав, а рядышком встал, демонстрируя почтение государевой власти дафу Бянь — сам власть не меньшая, пожалуй.
— Господин высокий пристав! — И-Жэнь сложил руки в приветствии и низко склонился. В голове колыхнулась тупая боль. — Господин! — совершил поклон старосте. — Вот подорожная и паспорт, господин пристав! — двумя руками протянул вощеный сверток и деревянную табличку.
— Не бродяга, — кивнул чиновник быстро просмотрев надпись на дощечке и коротко оглядев сверток. И приказал:
— Рассказывай…
Не силен был монах в вероучительных проповедях да диспутах, это вопрошающие наверняка вызнали. Ждали трепа и уклончивости обычных для множества его коллег, путешествующих по просторам Поднебесной. А услышали краткое и по-воински четкое изложение событий прошлого дня. Впрочем, одно скользкое место все же осталось. Чтоб спросили, ага.
— … Скрестили клинки? — пристав склонил голову к плечу, разглядывая монаха-воина, как диковинку. Правая бровь поднялась выше своей сестры.
— Господин Бянь посчитал полезным вызвать недостойного на дружеский поединок, почтеннейший.
— И после поражения явился сюда с подкреплением?
— Со свитой, господин, — пришлось уточнять с поклоном. — И смею надеяться, с мастером, способным судить о достоинствах поединщиков. Вмешиваться в состязание он запретил. То может подтвердить любой.
Пристав хмыкнул, рассматривая склонившего голову хэшаня. И закрыл вопрос, перейдя к насущному.
— Когда почувствовал, как ты говоришь, смущение души?
— Перед закатом, господин.
— Почему обратил на него внимание?
— Не в привычках у недостойного тосковать без причины. Слишком уж необычно.
Чиновник хмыкнул опять и повернулся к стоящему рядом старшему Бяню.
— Нам посчастливилось встретиться с достойным последователем Будды. Сей образчик монаха не только ловок телом и умом, но и внимателен к своей душе.
— Да, господин Чжао, — согласно поклонился дафу.
— Так поведай же нам, — обернулся к И-Жэню пристав, — свои размышления о нападении нежити. По возможности так же кратко и четко…
— Будет исполнено, господин… Смею думать, что проснулось или явилось чудовище на закате. И недалеко. Оттого и тоска кольнула. Смею подозревать, что сходное чувство испытали многие из бывших здесь… Если же подобное пережили и вдалеке, то, боюсь, беда значительнее…
Чжао нахмурился, заглянул в себя.
— Продолжай.