Жена Ли оказалась невысокой круглолицей женщиной лет сорока. Испуганно косясь на избитого мужа, она все же успела коротко поприветствовать И-Жэня, и сразу бросилась хлопотать вокруг супруга. Тот лишь отмахнулся, когда из дома высыпала стайка девушек и девочек. Две из них вступили в очаровательный возраст юности, каковой не могли испортить ни худоба, ни плотный крестьянский загар, ни грязь на руках и босых ногах. Третья дочка лет девяти только выглянула из дома и скрылась опять — до путников донесся басовитый рев младенца. Голова и тонкая шея четвертой девочки не старше пяти лет торчали из большого ворота громоздкого доспеха — плотного халата одной из старших сестер. Малышка пялилась на гостя и отца большущими глазами, испуганными и любопытными одновременно.
— Все дочки? — пораженно спросил монах.
— Ох, да… — ответил Ли и опять отпихнул жену: — Да погоди же ты, не болит почти уже, а кровь… кровь отстирать недолго. Дай сказать…
Женщина, чуть сдерживая себя, отступила и над многолюдным двором повисло молчание.
— Нынче… к нам… — слова давались Ли с трудом. — Пожалует господин… Цзянь-фэн… или Бянь Сун… нет, наверное, Цзянь-фэн… со своими друзьями… Вот…
Отец семейства беспомощно развел руки, закончил, мол…
— Зачем это? — спросила госпожа Ли после долгой паузы, за время которой И-Жэнь успел подмигнуть младшей из присутствующих девочек, а из дома показала острый ведьмин нос седая сгорбленная старушенция.
— Да… вот… — Ли Шестой виновато указал на спутника, а потом еще и кивнул на его оружие. — Биться будут…
Сбивчивый, но красочный рассказ Ли взволновал маленькую общину. И в обычное время расторопные, женщины под управлением вылезшей из дома старухи (сущей горной ведьмы) в этот раз метались ловкими вихрями: умыть гостя, накормить гостя, напоить…, впрочем, от последнего Иттэй отказался, памятуя прошедший бой. Только одно озадачило толстого монаха — когда Ли заговорил о его победе над Цзянь-фэнем, старшая дочь выронила деревянное ведро с водой… что и понятно. Но почему стало плохо второй дочери?! Однако, сильно задумываться об этом, вслед за почтенным Ли, он не стал — жизнь ответит на все вопросы.
Старуха, кстати, оказалась почтенной матушкой хозяина. Деловито и строго озаботив каждого — сын тоже слушался ее беспрекословно — она подошла к монаху, крепко держа ту самую трехлетнюю малышку за руку. За ее спиной третья дочка держала на руках младенца. Белесые зрачки цепко осмотрели пришельца.
— Мяса много ест…
Хэшан промолчал, но глаза округлил.
Это оказались ее единственные слова, сказав которые, она немедленно уволокла детей в дом. Где их и оставила, чтобы опять командовать семьей.
… К вечеру суета домашних переместилась подальше от гостя. Монах, оказав небольшую помощь в хозяйстве (не занять лишние мужские руки для земледельцев было сродни безумию), наконец, приведя себя и оружие в порядок, свободно развалился на траве около стены сарая…
Женщины под навесом занимались готовкой. Молча, стараясь не шуметь. Только иногда в шорох листвы недалеких деревьев вплетался тихий звяк посуды или шелест ткани. Завела свою весеннюю трель какая-то пичуга… Закуковала кукушка, тревожно от нее — не то вести из запредельного мира несет, не то послание любимого — И-ЖЭнь вспомнил парня. Хороший человек… Вот спеси чуток убрать, да почтения к старшим добавить… Будет уважаемый человек… Хорошо…
Не заметил, как задремал… окунулся в сон… просторный и свежий, как весенний воздух. Глубокое, подсвеченное закатом небо рухнуло на него… окатило невыразимой ясностью чувств… Потом пришел шепот, странный, не живой…
Монах проснулся сразу, рывком сел.
Вечер угасал уходящим за горы солнцем, треском цикад… В сгустившемся сумраке случайным всплеском вечного спокойствия мира послышались далекие голоса и треск факелов. Оранжевые огоньки заметались по дороге на склоне… почему-то навевая тревогу… Словно тусклая усталость неизбежности бросила тень своих крыльев на вечернюю долину.
Пока И-Жэнь думал об этой тревоге, в ворота заколотили — хотя проще было просто перелезть через невысокую стену.
Ли помчался открывать ворота колышущейся массе освещенных факелами голов и плеч. Остальные домочадцы с тихим гомоном устремились к дому. Хэшан проводил взглядом жену Ли: «Курица… ну точно курица», — усмехнулся он про себя и встал навстречу входящим во двор «гостям».
Молодой Бянь въехал во двор верхом. Вместе с ним, тоже конно, во вдоре оказался тучный бородач с ломаным носом, облаченный в короткий пехотный панцирь.