Щелчок – и кухня ярко осветилась, а к Максиму вернулось хваленое чувство реальности. Кухонные предметы на положенных местах – неизменные и настоящие. Все хорошо – так и должно быть. За окончательным подтверждением своих мыслей Максим обернулся к бабушке, пытливо вгляделся в ее лицо – и у нее никаких фатальных перемен. Слава Богу!
Уже упоминалось, что возраст у Юлии весьма преклонный. Ее муж, Василий Петрович Тубаев был далеко не рядовым работником на комбинате, он последовательно прошел ступеньки карьерной лестницы руководителя среднего звена, чем подтвердил правильность советских идеологических постулатов насчет равенства и насчет возможностей – или как сейчас модно выражаются, социального лифта. Имя В.П. Тубаева значится в почетном списке первых строителей КМК. Список напечатан на плотной бумаге и оформлен книгой в красной кожаной обложке с профилем В.И. Ленина, на титульном листе золотыми буквами выведено: «Трудящиеся СССР под руководством КПСС успешно строят передовое общество. Первые герои строительства КМК показали пример коммунистического отношения к труду, превратив его в дело чести и в дело славы». Раритетная книга передовиков храниться вместе с раритетной лопатой Прова Сатарова в музее КМК. Ну, определение первых героев сильно растяжимое – комбинат-то строили больше двадцати лет, а Василий стал работать уже после войны. Закончил вечернюю школу, где директорствовал тот же вечный Генрих Шульце (немец разрывался на две школы – семилетку и ШРМ, и везде успевал), после вечернее отделение металлургического техникума по специальности литейное производство черных металлов (понятно, в Кортубине одна чернина и ничего кроме). Тогда Иннокентий Павлович Елгоков уж не читал студентам обширные курсы по многим дисциплинам – состояние здоровья не позволяло. Василий познакомился с его младшей дочерью Юлей – энергичной, пухленькой, очень правильной комсомолкой. Именно Юля подвигла его на получение образования. Через несколько лет – Василий работал мастером в доменном цехе, а Юля после института в лаборатории – они поженились, родили троих детей – сына Марата и двух дочерей Полину и Веру. Правда, вдруг выясняется, что сына не они родили, а он уже был в семье Елгоковых, в которой Марат рос на правах родного ребенка, и ни у кого тени сомнений не закрадывалось, что здесь скрыта целая история. Позиция Юлии, в общем-то, прозрачна: ребенок любимой сестры – считай, собственный ребенок, а вот что касается Василия, то можно и усомниться – действительно, далеко не каждый мужчина способен принять чужого отпрыска, да еще мальчика.
Вообще, парочка – Юлия и Василий – являла собой разительный контраст. Она – воспитанная девочка из вполне благополучной семьи (дворянской, но тогда это тщательно скрывалось). А он – крестьянского, да еще бедняцкого корня, из деревни. У живой, смешливой Юлии имелась масса друзей, но ее выбор жениха многих удивил – уж явно они не подходили друг другу. Но Василий тоже далеко не глуп, хотя не столь восприимчив – покинув глухой угол, он поработал на стройке, успел выдвинуться в ударники, усвоил полный курс политграмоты, посидел за партой, и его с полным основанием включили в список перспективных и надежных кадров для будущего производства, направили на учебу в техникум. В дальнейшем Василий сделал неплохую карьеру на комбинате, стал начальником цеха. В его облике – и в молодости, и особенно в зрелости – проступало происхождение из низов. Здоровый, сильный, но силу его демонстрировала не красивая рельефная мускулатура. Сила появлялась при каждодневной тяжелой работе, одновременно без силушки той тягости не одолеть – истина беспросветного крестьянского труда. Длинное, негнущееся, могучее тело, в котором ощущалась усталая натруженность поколений предков – опущенные плечи, вдавленная грудь, и дальше сложение напоминало прямую доску; при своей природной худобе и умеренности, Василий был тяжелым из-за костей – прямо-таки свинцово тяжелым – его неспешные шаги глубоко вдавливали землю. Большие кулачищи, обвитые синими веревками вен. Всегда сумрачное, непроницаемое выражение на лице, молчаливость. Что называется, неотесанный мужик. Но Юлия умела с ним обращаться. В их паре с самого начала – еще с поры девичей кудрявой юности – командовала Юлия – чего греха таить, она умнее, эмоциональней и резче мужа, и образованней его тоже. Так что вопрос с Маратом Юлия решила раз и навсегда, а рождение дочерей выбило из традиционных притязаний Василия последние подпорки.
Тубаевы прожили вместе счастливую жизнь – не увлекательную, не богатую и не знаменитую – т.е., совсем не сказочную, а наполненную упорным делом, суровой будничной рутиной, совковыми предрассудками. Но так жили люди в Кортубине, и Елгоковы пользовались уважением и доверием. Для Юлии смысл жизни всегда заключался в работе. Семейные обязательства она выполняла с присущей ей добросовестностью и дисциплиной, но руководствовалась вперед разумом – по крайней мере, она старалась, но нередко ее прямота, эмоциональность брали вверх. Юлин острый язык заслужил нарицательную славу в Кортубине – страдали муж, дети, но больше страдали коллеги по работе, коим Юлия резала правду – матку в лицо, невзирая на вежливость, осторожность, субординацию и проч. В любой нелицеприятной ситуации Юлию спасала ее главная черта – искренность. В семейной жизни тоже – она никогда не была примерной хозяйкой, не скрывала равнодушия к домашнему уюту. Квартиру Тубаевых по улице Социалистической не украшали кружевные салфеточки, вазочки, цветные вышивки, не рябило в глазах от кипенно белых полотенец, надраенных кастрюль, на детской одежде не пришиты пуговицы все до единой – этого не было. И даже – о, ужас! – спустя недолгое время после свадьбы Юлия внушила мужу, что он сам обязан гладить свои рубашки. В семье царил матриархат. А еще честная, искренняя атмосфера, когда к детям относились как к взрослым независимым личностям. Юлия не докучала Марату, Полине и Вере назойливой опекой, не кудахтала над ними словно наседка над цыплятами, не требовала подчинения или обожания. Дети вольны выбирать занятия по душе, допускать ошибки и даже строптивость. И еще следует сказать – Юлия никогда ни словом, ни делом не наказывала детей, а ведь про японскую систему воспитания не ведала.