У входа в шатер погребальная чаша, сгорают в ней кости и платья жены.
“За душу лесную - одну нам степную” - пропел с дымом ветер, слетев с вышины.
- Послушай! Там сын твой сегодня родился! Увидь же его и сейчас же возьми.
Но бравый охотник не слышал в печали, себя он лишь только в душе проклинал. За то, что отбился, за то, что сам спасся, и сердце Хозяина Леса пронзил.
Не ведая счастья, в шатер он явился. От горя туманного слеп его взор. Он сына не видел. Лишь тихо склонился, коснулся губами… сорвал медальон.
- Отныне - правитель, - шепнул он и вышел, оставив младенцу свой символ Вождя.
“А, может, вернусь?” - промелькнула вдруг мысль.
"Не буду достоин я даже тогда".
Сорвал он с рук ленты, что вились до локтя. И желтая пала к лазурной у ног. Смотрели на это застывшие братья, боялись спросить и страшились узнать. Так что же с Вождем? Уходит отныне? А племя? А земли?
- Там –– новый ваш Вождь, Его вы дождетесь. А я здесь никто, не достоин… Я трус. Я голову Лесу свою пожалел. Пошел против воли могучих богов. Никто с сего мига. Забуду я имя. Был Сердце Златое, пропал. Не вернулся из леса… –– скажите вы так об ушедшем вожде. А я, лишь охотник, – уйду навсегда.
- Куда и зачем?!
Обернулся мужчина. И взором окинул он синюю гору. Проклятую гору, где сгинули сотни. Куда, по словам, Ветер души возносит.
- Уйду попросить… духов Леса и Моря за душу невинно пропавшую здесь. Жрецы говорят, коль сразиться там с Ветром, отпустит он душу обратно домой…
Охотник ушел, вырвав с почвы копье, и последовал тихо за ним преданный терри.
Долго ли коротко, шел наш охотник, то племя не знало, но рос там малыш. Лиловые очи, и статью в отца. Медальон.
И лента златая вилась вверх на ладони. Лазурная рядом вплеталась рекой. И жизнь продолжалась, а с ней и охота. И плата всё та же, но только теперь… Вождь юный решился дерзнуть с предложеньем, и духам лесным в дар шли звери с полей. И лес примирился, одобрил уплату, да только вот люди боялись опять.
Однажды случилось мальчишке сон дивный увидеть ночью звездной в степи. Как вышел из леса зверь синий прекрасный, и черен узор его вниз со спины. Болтается хвост по траве, оголенный, а рядом с ним вот и второй чуть длинней.
И лег рядом зверь, взглядом вперившись в звезды. И коротко вспыхнул лиловый в глазах.
“А знаешь ли ты, о, Хозяин равнин, один сказ про Охотника Серого?”
“Не знаю. А кто он?”
“О… тот, кто дерзнул выше неба подняться. Шагнул на тропу, где нет явно живых”.
“ И что же с ним стало?”
“Неведомо людям. Тебе я скажу, все подробно, как было, а ты же узреешь, что стало потом”.
Когда-то давно, по дорогам, по длинным, сквозь чащи, болота, шел муж благородный. Охотник степной одинокий бродячий, и терри был Серый и тихий при нем.
Тосклив был охотник и с виду печален. Одежда поношена, где-то в крови. Но шел он упорно к той цели высокой, не зная преград никаких впереди.
И прятались звери, следили из лесу, посмеет Охотник копьем их пронзить, но нет, их не трогал, не нужно добычи. Мужчина шел мимо и смерть не носил.
И поняли звери: “от дичи отрекся. И плоти впредь нашей он в рот не возьмет”. И жалко им стало мужчину, дарили коренья, лесные плоды.
И принял мужчина звериную помощь, не сгинул, и шел так до самой Горы. Ведь цель его ясна, и мысли кристальны - он ищет ответа себе впереди.
Шли сутки, другие, вот месяц минул, а лес темно-синий никак не кончался. Охотник решил: “Может мир обманул? Меня он заставил по кругу вращаться, чтоб всё в наказание. Чтоб принял вину. За жертву свою не оплатную вовсе. За страх и за ложь, за жестокий обман.
Пусти меня, лес, я вину искуплю. Пройду я все страхи и боль, и напасти. Но дай мне ступить на тропу к Поднебесью, где душу невинную рад бы спасти. Моя в том беда, что забрали родную, не ей уготован был час умирать. Я буду просить и судьбе впредь молиться, чтоб жизнь моей милой вновь дали познать”.
И, хитро повеяв, лес вмиг расступился, растаял туман, и явилась тропа. А с нею дорога наверх в Поднебесье, в дом Ветра и Времени… столь велика….
Что вспомнил печали Охотник наш Серый, но сделал он шаг, как просила душа.
Но терри вдруг взбрыкнул.
“Ну что ты! Потише! Чего ты напуган?”
Взгляд бешеный, дикий, от страха шальной.
“Ну, ладно, как хочешь”, - и бросил поводья.
Высокая птица сбежала назад.
В тень чащи заветной, к зверям безопасным. А вверх на тропу всем живым хода нет.