– Милый господин Дроссельмейер, говорила она Щелкуну, – хотя вы и не в состоянии двигаться или поговорить со мной, но я очень хорошо знаю, что вы понимаете все, что я вам говорю. Надейтесь на меня. Я буду вам помогать везде, где нужно. Я попрошу и дядю чтобы он вам помог своею механикой.
Щелкун остался спокойным и неподвижным, но Маше показалось как будто по всему стеклянному шкафу пролетел какой-то вздох. Стекла зазвенели едва слышно, но чрезвычайно приятно, совершенно как музыка: „милая Маша, царица ты наша!“ Маше сделалось очень страшно и очень приятно. Настали сумерки. Доктор Штальбаум вошел в комнату вместе с дядей Дроссельмейером; вся семья собралась вокруг чайного стола, все весело разговаривали между собой. Маша принесла свой маленький стульчик и тихо уселась подле дяди Дроссельмейера. Она пристально смотрела ему в лицо своими голубыми глазами и, дождавшись когда все замолчали, заговорила с дядею: – Милый дядя! Теперь я знаю, что мой Щелкун твой племянник, молодой Дроссельмейер из города Нюрнберга. Он стал теперь принцем, а может быть и царем, это твой друг астроном предсказал верно. Ты знаешь, что он ведет войну с сыном Мышихи, с гадким мышиным царем. Отчего ты ему не помогаешь?
Маша еще раз рассказала весь ход сражения, которое она видела. Госпожа Штальбаум и сестра Луиза смеялись, Фриц и дядя Дроссельмейер слушали серьезно.
– Откуда у Маши все эти Фантазии? спросил доктор Штальбаум.
– У неё очень живое воображение, ответила госпожа Штальбаум. – Она запомнила то что мерещилось ей во время бреда.
– Она говорит неправду, сказал Фриц. – Гусары мои совсем не такие трусы. Задал бы я им гонку, если бы все это было так!
Дядя Дроссельмейер, странно улыбаясь, посадил Машу к себе на колени и удивительно ласковым голосом заговорил с нею:
– Тебе, милая Маша, дано больше чем мне и всем нам. Ты, как Пирлипата, родилась принцессою чудесного, прекрасного царства. Да! Ну, а что касается Щелкуна, то тебе придется многое перенести, если ты хочешь заступиться за него, бедного уродца; мышиный царь везде его преследует. Я ничего не могу сделать: ты одна можешь ему помочь.
Никто не понял что хотел сказать дядя Дроссельмейер этими словами. Доктор Штальбаум сейчас же пощупал у него пульс.
– Милый друг, сказал он, – у вас сильный прилив крови к голове. Я вам пропишу капли.
А госпожа Штальбаум тихо покачала головой и сказала:
– Я чувствую что хотел сказать господин Дроссельмейер, только не умею этого ясно выразить.
XI. Победа
Все в доме уже спали, когда Маша вдруг проснулась от какого-то странного шума, слышавшегося в углу комнаты. Полная луна светила в окно. В углу как будто катали маленькие камешки и по временам слышался противный писк.
– Ах, опять мыши, опять мыши! со страхом воскликнула Маша.
Она хотела разбудить госпожу Штальбаум, но у неё замер голос и она не могла шевельнуться. Из угла вылезал мышиный царь. Семь коронок его так и блестели, когда он забегал по комнате, а потом одним прыжком вспрыгнул на маленький столик, стоявший подле Машиной кроватки.
– Подавай мне твои конфеты, подавай мне твои леденцы, подавай твой шоколад, маленькая девочка, а не то я перегрызу твоего Щелкуна, твоего Щелкунчику!
Так пищал мышиный царь, сверкая глазами и весь передергиваясь от злости. Потом он соскочил и быстро исчез в углу.
Маша так испугалась, что на следующее утро встала совсем бледною. От волнения она не могла ничего говорить. Она раз сто собиралась рассказать матери, сестре Луизе или Фрицу про то что с ней случилось, но все думала: а что, если мне не поверят? если надо мною станут смеяться? Одно было ей ясно. Чтобы спасти Щелкуна, нужно отдать конфеты, леденцы и шоколад. Вечером она выложила пред шкафом все свои лакомства и сласти.
– Откуда у нас взялись мыши? говорила на другое утро госпожа Штальбаум. – Посмотри, Маша: они съели все твои конфеты.
И в самом деле: мышиный царь все съел, а что пришлось ему не по вкусу, то перегрыз и испортил, так что все лакомства осталось выбросить. Маша не жалела конфет. Она думала, что спасла Щелкуна и успокоилась. Но на следующую ночь что-то запищало прямо около её уха. Ах! Мышиный царь сидел на её подушке, еще страшнее сверкал глазами, еще противнее пищал и свистал:
– Подавай мне твои сахарные, леденцовые и пряничные куклы, маленькая девочка, а не то я перегрызу твоего Щелкуна, твоего Щелкунчику!
Пропищал, и опять исчез в углу.