— Держи крепче, — скомандовал Филька шепотом.
Ванька вцепился двумя руками, вор осторожно полез по шаткой переправе. Лестница заворачивалась, прогибалась, бродила из стороны в сторону, но выдержала. На твердом месте Филька выпрямился, потягиваясь, по морде разлилось спокойствие.
— Держи! — крикнул Ванька, ступая на доски.
— Погоди! — остерег Филька,, наклонился к лестнице, потянул на себя, и полетела она вниз, в реку.
— Ты чего? — ошалел Ванька.
— Не понял ты, — доброжелательно отозвался Филька-вор. — Не понял, слышь?
— Что не понял?
— Дело не понял, — терпеливо объяснял Филька. — Погоня идет, слышишь?
— Ну…
— За двумя сразу не пойдут, одного гнать будут.
— Ну…
— Я и уйду спокойно. Спасибо. Да ты быстро беги, уж постарайся! Удачи тебе!
Филька отступил от обрыва, исчез. Ванька молча проводил его глазами. Он стоял перед ущельем, за спиной шумела стража, делать было нечего, оставалось бежать вверх, в горы.
Время шло к полудню, когда выбрался Ванька на странное место. Среди скал лежала равнинна, похожая на стол, до того плоская. И зажата отвесными склонами, прохода не видать. Ванька к тому времени всякое соображение потерял и неверной рысцой поперся прямо посередине. И не так далеко отошел, когда застучали за спиной копыта.
У края плотно строился в линию большой отряд, в центре, на великолепном белом скакуне, гарцевала Девица.
А Ваньке было все равно. Он изменил чуток направление и теперь вяло трусил в сторону, к скалам. Ноги ступали криво, подгибались.
В этот миг на другой стороне плато родился и покрыл разом всю округу короткий и страшный рык. Ванька встал, качаясь.
Из тени скал выходил Зверь. Большой, в четыре быка, с гибким лысым хвостом, с пастью, вроде клюва петушиного, из которой вырывался рев, проносился над Ванькой, над стражниками, бился о скалы и улетал вверх, отдаваясь оттуда низким каменным гулом.
Ванька стоял. Бежать бы, да сил не осталось.
Закричала Девица, заметался в воздухе хлыст, прыгнул белый конь. Неистовая радость горела в глазах, не похожих на женские, в крике вился отчаянный восторг. Следом заорали конники, уставили вперед пики, отряд понесся на Зверя.
Ванька стоял, двумя руками обхватив голову, раздирающая боль мутила глаза, заткнула уши, потом отпустила, но сознание вернулось не сразу.
Всадники, отчаянно визжа, вертелись вокруг Зверя. Бестолково, как сперва показалось Ваньке, но на самом деле с расчетом: они перемещались так быстро, что огромное животное не поспевало следом, зловещий хвост без толку хлестал по камням, клюв щелкал в воздухе, и несколько копий уже болтались в мощной шее.
Ванька теперь только сообразил, что никто его не ловит, никому он не нужен. И совсем рядом — проход в скале, узкий, неприметный. Там и тропка нашлась. Ванька катился вниз, а поверху разносился шум битвы, гнал вперед, к реке за рощицей. Не останавливаясь, парень проскочил по берегу, из последних сил перевалил в воду ствол дерева, упавшего на берегу. Поток рванул его с такой силой, что Ванька едва успел зацепиться за ветви. Со страшной скоростью понесло его вниз, и шум воды заглушил звуки битвы.
Узкий, как щель, месяц висел на небе, ничего внизу не освещая. Смутные очертания кустов и редких деревьев покрывали пологий склон, и по всему пространству горели там и тут факелы, которым тоже мало что удавалось высветить. Факелы медленно передвигались, каждый сам по себе, и в то же время все вместе искали кого-то.
— Ищи! — раздавалось тут и там.
Позвякивало оружие, шепотком перестукивались звенья кольчуг. Двигались факелы.
— Ищи!..
В темноте между кустами неслышно двигалась тень, и, когда редкий отблеск падал на лицо, можно было узнать Сторожа, одного из Братьев. Он всматривался в движение факелов, вслушивался, принюхивался. Вдруг бросил руку вбок, в глубь куста, рванул обратно. Выудил кого-то, второй рукой заткнув ему рот. Присмотрелся — Ванька. Сторож не удивился, шепнул:
— Пришел?
Осторожно повел парня в обход факелов.
— Ищи! — провожало их.
У Братьев усадили Ваньку в просторной горнице за стол. Напротив опять сидел старый Дед, вокруг молча стояли Братья, лица их в дрожащем свете коптилки были угрюмы, но решительны. Молчали, ждали кого-то. Дед вопросительно поглядывал на Старшего, огромного седобородого мужика, тот проверял на улице, возвращался: