— Я посижу ещё немного. Она хорошая собака.
— Ладно.
Я закончил разговор и услышал тихий писк. Радар вернулась с игрушкой в зубах. Мне показалось это обезьянка, но она была так изжёвана, что трудно было сказать. Я всё ещё держал телефон в руке, поэтому сделал фото. Она поднесла игрушку и бросила возле моего стула. В её глазах читалось, что я должен сделать.
Я легонько кинул игрушку через комнату. Радар похромала за ней, подняла, заставила пискнуть пару раз, показав, кто здесь босс, и принесла назад. Она бросила игрушку рядом с моим стулом. Я представил Радар молодой, более упитанной и гораздо более проворной, бегущей за этой несчастной потрёпанной обезьянкой (или её предшественницей) во всю прыть. Как тогда, когда она якобы кинулась на Энди. Теперь дни её активности остались в прошлом, но она старалась изо всех сил. Я мог представить, о чём она думала: «Видишь, как у меня хорошо получается? Не уходи, я могу заниматься этим всю ночь».
Только она не могла, а я не мог остаться. Папа хотел, чтобы я вернулся, и я сомневался, что я хорошо высплюсь, оставшись здесь. Слишком много таинственных скрипов и тресков, слишком много комнат, где может прятаться всё что угодно… и подкрадываться ко мне, как только погаснет свет.
Радар принесла пищащую обезьянку назад. «Хватит, — сказал я. — Отдохни, девочка».
Я направился в коридор, но тут мне пришла в голову одна мысль. Я пошёл в тёмную комнату, откуда Радар принесла свою игрушку и пошарил в поисках выключателя, надеясь, что никто (например, мумия матери Нормана Бэйтса) не схватит меня за руку. Выключатель издал щелчок, когда я нащупал его и включил.
Как и кухня, гостиная мистера Боудича была старомодной, но опрятной. Там стоял диван, обитый тёмно-коричневым материалом. Казалось, что им нечасто пользуются. Судя по всему, чаще сидели в мягком кресле, стоящем посреди старомодного тряпичного коврика. Я увидел отпечаток, оставленный худыми ногами мистера Боудича. Через спинку была перекинута синяя хлопковая рубашка. Кресло стояло перед телевизором, который выглядел доисторическим. Сверху на нём стояла антенна. Я сфотографировал её на телефон. Я не знал, работает ли настолько древний телевизор, но судя по книгам, сложенным по обе стороны, многие из которых были в стикерах для заметок, вероятно, телевизор смотрели не часто, даже если он работал. В дальнем конце комнаты стояла плетёная корзина, доверху набитая собачьими игрушками, одно это говорило о том, как сильно мистер Боудич любил свою собаку. Радар пересекла комнату и схватила плюшевого кролика. Она принесла его мне с надеждой в глазах.
— Не могу, — сказал я. — Но я дам тебе это. Скорее всего, она пахнет твоим хозяином.
Я схватил рубашку со спинки кресла и расстелил на кухонном полу рядом с её миской. Радар обнюхала её и улеглась сверху.
— Умница, — сказал я. — Увидимся утром.
Я направился к задней двери, снова задумался, и принёс ей плюшевую обезьянку. Радар пожевала её пару раз, может быть, в угоду мне. Я отступил на пару шагов назад и сделал ещё один снимок на телефон. Затем я ушёл, не забыв запереть собачью дверь. Если она нагадит внутри, я просто за ней уберу.
Возвращаясь домой, я думал о желобах, несомненно забитых листьями. О некошеном участке. Дом отчаянно нуждался в покраске, но это было выше моих сил, зато я мог что-то сделать с этими грязными окнами, не говоря уж о покосившемся штакетнике. Но, учитывая приближающийся бейсбольный сезон, мне могло не хватить времени. Плюс Радар. Это была любовь с первого взгляда. Возможно, и для неё тоже. Если эта мысль покажется вам странной или банальной, или и то и другое вместе, могу только посоветовать смириться с ней. Как я и сказал отцу, Радар была хорошей собакой.
Ложась тем вечером в постель, я поставил будильник на пять утра. Затем написал мистеру Нэвиллу, моему учителю английского, что не приду на первый урок и попросил его передать миссис Фридлэндер, что могу не прийти и на второй. Сказал, что мне нужно навестить одного человека в больнице.
Глава третья
первых лучах света Психо-дом выглядел менее психо, хотя туман над травой придавал ему готический вид. Радар, должно быть, ждала меня, потому что начала колотить в запертую собачью дверь, как только услышала мои шаги. Ступеньки были подгнившими и шаткими — ещё один несчастный случай, ожидающий своего часа, и ещё одна задача, ожидающая своего выполнения.