— Не могла бы ты подержать её во рту? Это довольно мило.
Радар была рада услужить.
Без бейсбольной тренировки я был в больнице уже после полудня. У стойки регистрации я спросил, разрешены ли посещения к мистеру Боудичу, ведь сестра говорила, что его ждёт ещё одна операция. Женщина за стойкой что-то проверила по монитору и разрешила мне пройти. Когда я повернулся к лифтам, она остановила меня и сказала, что мне нужно заполнить форму. Чтобы иметь мои данные «на экстренный случай». В графе «пациент» было записано имя Говарда Адриана Боудича. Я был указан как Чарльз Рийд.
— Так это ты? — спросила она.
— Да, но фамилия написана неправильно. — Я зачеркнул и написал заново: Рид. — Он просил взять мои данные? Разве у него никого больше нет? Брата или сестры? Потому что я не думаю, что достаточно взрослый для принятия каких-либо весомых решений, если… Я не хотел заканчивать фразу, и она не стала просить меня об этом.
— Перед операцией он подписал НР.[14] А эта форма нужна, если ему понадобится, чтобы вы что-нибудь ему принесли.
— Что такое НР?
Женщина объяснила. Это было не совсем то, что я хотел бы услышать. Она так и не ответила на мой вопрос о родственниках, вероятно, она ничего о них не знала, да и откуда? Я вписал в бланк свой домашний адрес, электронную почту и номер мобильного. Затем я поднялся наверх, думая о том, что до хрена чего не знаю о Говарде Адриане Боудиче.
Он был в сознании, а его нога больше не была подвешена, но судя по медленной речи и туманному взгляду, мистер Боудич ещё был под кайфом.
— Снова ты, — сказал он, что было совсем не похоже на «как я рад тебя видеть, Чарли».
— Снова я, — подтвердил я.
Затем он улыбнулся. Если бы я знал его ближе, то посоветовал бы почаще улыбаться.
— Хватай стул и поведай мне как тебе это нравится?
Мистер Боудич откинул одеяло, показав сложное металлическое приспособление, которое охватывало его ногу от голени до верхней части бедра. Из ноги торчали тонкие стержни, места их входа в плоть были закрыты маленькими резиновыми прокладками, которые потемнели от запёкшейся крови. Его колено было перевязано и походило на буханку хлеба. Эти тоненькие стержни веером обвивали ногу.
Он увидел выражение моего лица и усмехнулся.
— Похоже на орудие пыток времён инквизиции, правда? Это называется внешним фиксатором.
— А это больно? — Глупейший вопрос на свете. Стальные стержни впивались прямо ему в кость.
— Уверен, будет больно, но к счастью у меня есть это. — Он протянул левую руку. В ней был прибор, отчасти похожий на пульт дистанционного управления, которого не хватало его старому телевизору. — Впрыскивает обезболивающее. Как бы помогает заглушить боль, но не настолько, чтобы прибалдеть. Но так как я никогда не принимал ничего сильнее эмпирина, кажется, что я улетел, как воздушный змей.
— Вполне может быть, — сказал я, и в этот раз он не просто усмехнулся, а откровенно рассмеялся. Я рассмеялся вместе с ним.
— Полагаю, болеть будет. — Он дотронулся до фиксатора, который образовывал ряд металлических колец вокруг ноги, настолько почерневшей от синяков, что даже смотреть на неё было больно. — Доктор, который устанавливал его сегодня утром, сказал, что подобные приспособления изобрели русские во время битвы под Сталинградом. — Он коснулся одного из тонких стальных стержней, как раз над окровавленной прокладкой. — Russkies[15] делали такие стержни из велосипедных спиц.
— Как долго вам придётся его носить?
— Шесть недель, если повезёт, и заживление пойдёт хорошо. Три месяца, если не повезёт. Они поставили мне какую-то навороченную штуку, думаю, даже титановую, но, когда её снимут, нога будет одеревеневшей. Физиотерапия, вероятно, расшевелит её, но, как мне сказали, эта самая терапия «будет сопряжена со значительным дискомфортом». Если ты знаешь, кто такой Ницше, то понимаешь, что это значит.
— Думаю будет охрененно больно.
Я надеялся на новый смех — хотя бы на смешок — но он лишь слабо улыбнулся, дважды надавив пальцем на «штырящее» устройство.
— Полагаю, ты абсолютно прав. Если бы во время операции мне посчастливилось избавиться от этой бренной оболочки, я мог бы избежать этого «значительного дискомфорта».
— Вы же не серьёзно.
Его брови — седые и кустистые — сошлись вместе.
— Не говори мне, что серьёзно, а что нет. Это принижает меня, а тебя заставляет выглядеть глупо. Я знаю, с чем столкнулся. — Затем почти нехотя. — Я благодарен тебе за то, что пришёл навестить меня. Как Радар?