Сиделка сказала, что услышала мой голос и подумала, что я снова впадаю в бред.
— Я говорил сам с собой, — сказал я; может, так оно и было. Радар даже ни разу не подняла головы.
В гости заскочил Кла. Он не стал утруждать себя приветствием, и не сел в кресло, а просто навалился на кровать.
— Ты схитрил. Если бы ты играл честно, я бы тебя уложил, принц ты или не принц.
— А чего ты ожидал? — спросил я. — Ты по меньшей мере на сотню фунтов тяжелее и быстрее меня. Скажи, что не поступил бы так же, будь ты на моём месте.
Он рассмеялся.
— Ты сделал меня, отдаю должное, но думаю, что твои дни ломания дубинок о шеи прошли. Ты собираешься поправляться?
— Хер его знает.
Он ещё немного посмеялся и подошёл к колышущимся занавескам.
— У тебя толстая шкура, вот что я скажу. — И он ушёл. Если он вообще там был. «У тебя толстая шкура, вот что я скажу» — это была фраза из старого фильма «Ти-Си-Эм» который я смотрел с отцом во времена его запойных дней. Не помню названия фильма, только то, что в нём Пол Ньюман играл индейца. Вы думаете, что в некоторые вещи в моей истории трудно поверить? Попробуйте представить Пола Ньюмана в роли индейца. В такое не сразу поверишь.
В ту ночь — или в какую-то другую, я не уверен — я проснулся от рычания Радар и увидел Келлина, самого Верховного Лорда, сидящего у моей кровати в своём парадном красном смокинге.
— Тебе становится хуже, Чарли, — сказал он. — Они говорят, что укус заживает, может, так и есть, но инфекция проникла глубоко внутрь. Скоро ты вскипишь. Твоё сердце распухнет и разорвётся, а я буду тебя ждать. Я и мой взвод ночных стражей.
— Побереги дыхание, — сказал я, что было глупо. Он не мог этого сделать, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он был мёртв ещё до того, как до него добрались крысы. — Убирайся, предатель.
Келлин ушёл, но Радар продолжала рычать. Я проследил за её взглядом и увидел в тени Петру, ухмыляющуюся мне своими подточенными зубами.
Дора часто спала в передней, и она прибежала на подгибающихся ногах, когда услышала мой крик. Она не включила газовые лампы, но держала один из фонарей в форме торпеды. Она спросила всё ли у меня в порядке и равномерно ли бьётся моё сердце, потому что всем сиделкам было велено следить за любыми изменениями в его ритме. Я сказал, что со мной всё хорошо, но Дора всё равно пощупала мой пульс и проверила припарку.
— Наверное, это были привидения?
Я указал на угол.
Дора прошлёпала туда в своих великолепных парусиновых туфлях и посветила фонарём. Там никого не оказалось, но мне и не требовалось убедиться в этом, потому что Радар снова заснула. Дора наклонилась и поцеловала меня в щёку, насколько позволял её изогнутый рот.
— Храшо, храшо, всё храшо. Спи, Чарли. Спи и выздоравливай.
Меня также посещали живые. Кэммит и Куилли, затем Стукс, ввалившийся с таким видом, будто это место принадлежало ему. Его рассечённая щека была зашита дюжиной петляющих чёрных стежков, от чего я вспомнил фильм «Франкенштейн», который смотрел по «Ти-Си-Эм» с отцом.
— Останится страшный шрам, — сказал он, потирая шов. — Я никогда больше не буду красивым.
— Стукс, ты не был красивым.
Часто приходила Клаудия, и как-то раз — примерно в то время, когда я стал думать, что, вероятно, выживу — с ней пришёл док Фрид. Одна из сиделок катила его в инвалидном кресле, которое, должно быть, раньше принадлежало королю, потому что спицы колёс выглядели будто из чистого золота. Мой старый заклятый враг Кристофер Полли обделался бы от зависти.
Покалеченная и инфицированная нога Фрида была ампутирована, и он явно испытывал сильную боль, но походил на человека, который будет жить. Я обрадовался, увидев его. Клаудия осторожно соскребла мою нынешнюю припарку и промыла рану. Затем они склонились над ней так, что их головы почти соприкасались.
— Заживает, — сказал Фрид. — Тебе так не кажется?
— ДА! — выкрикнула Клаудия. Она и впрямь снова могла слышать — во всяком случае, плохо, — но я подумал, что она будет говорить этими монотонными выкриками до конца жизни. — РОЗОВАЯ ПЛОТЬ! НИКАКОГО ЗАПАХА, КРОМЕ ВДОВЬЕГО МХА В ПРИПАРКЕ!
— Может быть, инфекция всё ещё там, — сказал я. — Может быть, она зашла глубоко.
Клаудия и Фрид обменялись удивлёнными взглядами. Док испытывал слишком сильную боль, чтобы улыбаться, поэтому за него это сделала Клаудия.