Через полгода трезвости папа снова подал заявление в «Оверлэнд», и с поддержкой Линди Франклина и нескольких других коллег — включая старого босса, который уволил его — он вернул себе работу, но оставался на испытательном сроке и знал это. Что заставило его работать в два раза усердней. Затем осенью 2011-го (после двух лет трезвости), у него с Линди был разговор, который тянулся так долго, что Линди снова заночевал на нашем раскладном диване. Папа сказал, что хочет открыть своё дело, но не решится без благословения Линди. После заверений, что он не начнёт снова пить, если его бизнес прогорит — по крайней мере, после всех возможных заверений; трезвость — это не ракетостроение, — Линди ответил ему: вперёд, попытай удачу.
Папа усадил меня рядом и объяснил, что это значит: работать вне сети.
— Итак, что ты думаешь?
— Думаю тебе стоит сказать adios этим говорящим верблюдам, — ответил я, отчего он рассмеялся. Затем я добавил то, что должен был. — Но, если ты опять начнёшь пить, то завалишь дело.
Две недели спустя он поставил в известность «Оверлэнд», и в феврале 2012-го в его маленьком офисе на Мэйн-Стрит появилась вывеска: «Джордж Рид, дознаватель и независимый оценщик страховых убытков».
Отец не проводил много времени в этой дыре, в основном топтал ботинки. Разговаривал с копами, беседовал с поручителями («Всегда дают зацепки», — говорил он), но в основном общался с адвокатами. Многие знали его по работе в «Оверлэнд», и знали, что ему можно доверять. Они подкидывали ему работу — самую сложную, когда крупные компании резко снижали договорную сумму, либо вообще отказывали заявителю в выплате. Папа подолгу работал, долгими часами. Почти каждый вечер я приходил в пустой дом и сам готовил себе ужин. Я был не против. Поначалу, когда папа наконец возвращался, я обнимал его и тайком принюхивался к дыханию на предмет незабываемого амбре джина «Гилбис». Но спустя какое-то время, я начал обнимать его просто так. И он редко пропускал собрания «Трезвого рассвета».
Иногда по субботам к нам заходил Линди, обычно принося обед с собой, и мы втроём смотрели «Медведей» по телеку, или «Уайт Сокс», если был бейсбольный сезон. В один из таких дней отец сказал, что бизнес растёт с каждым месяцем. «Рос бы быстрее, если бы я чаще вставал на сторону заявителя в „поскользнулся-упал“-делах, но многие из них дурно пахнут».
— Мне-то не рассказывай, — сказал Линди. — Да, ты получаешь быструю прибыль, но в итоге эта работа укусит тебя за задницу.
Незадолго до моего последнего класса в Хиллвью-Хай, папа сказал, что нам надо серьёзно поговорить. Я приготовился к лекции о подростковом пьянстве, или к разговору о той хрени, которой мы с моим другом Берти Бёрдом занимались в годы (и какое-то время после) его пьянства, но не это было у отца на уме. Поговорить он хотел о школе. Он сказал, что я должен постараться, если хочу попасть в приличный колледж. Хорошо постараться.
— Мой бизнес работает. Сначала было страшно, пришлось занять денег у брата, но долг я почти вернул и думаю скоро буду твёрдо стоять на ногах. Телефон часто звонит. Но если говорить о колледже… — Он помотал головой. — Я не думаю, что смогу тебе сильно помочь, по крайней мере, в начале. Нам чертовски повезло, что мы платёжеспособны. В этом моя вина. Я делаю всё возможное, чтобы разрулить ситуацию…
— Я знаю.
— …но тебе придется помочь себе. Тебе нужно работать. Тебе нужно набрать высокий балл по тестам.
В декабре я планировал сдать экзамен на способности, но промолчал об этом. Папа был на своей волне.
— И тебе стоит подумать о кредитах, но только в крайнем случае — эти кредиты будут долгое время преследовать тебя. Подумай о стипендиях. И занимайся спортом, это также прямая дорога к стипендии, но в основном — это оценки. Оценки, оценки, оценки. Я не хочу видеть, как ты читаешь прощальную речь на выпускном, я хочу видеть тебя в первой десятке. Ты понял?
— Да, отец, — сказал я, и он шутя шлёпнул меня.
Я усердно учился и получал хорошие оценки. Осенью я играл в футбол, а весной в бейсбол. В десятом классе я добился успеха в обоих видах спорта. Тренер Харкнесс хотел, чтобы я также занялся баскетболом, но я ответил «нет». Сказал, что мне нужно хотя бы три месяца в году на что-нибудь другое. Тренер ушёл, качая головой по поводу печального состояния молодёжи в этот век деградации.