Принцесса любила бедного Вервена и приблизила его к себе за то, что он был счастлив. Незнатный, некрасивый, с белесоватыми рассеянными глазами, с длинными плоскими волосами, всегда взволнованный и наивный — он ей казался особенно мил. Порой она плакала, слушая его стихи, такая в них была прелесть, неведомая ему самому. Для Вервена были равны и зло, и добро, и минута, и век; он радовался и мраку, и солнцу, везде видел мгновенную красоту, всем наслаждался, покорный малейшему ветерку без мысли о ропоте — и был истинно счастлив. Принцесса любила его за счастье, недоступное ей, баловала, как ребенка, улыбалась ему.
Вервен чувствовал странную тяжесть на душе при герцоге: ему казалось, что от герцога веет так горячо, и листья на деревьях свертываются, и трава желтеет… Ничего дурного не желал Вервен герцогу, но не мог при нем петь во весь голос — и опускал глаза…
Герцог молчал. Уже несколько дней он был сумрачен и странен. Вдруг взгляд его остановился на Вервене, и этот взгляд был так злобен, что принцесса невольно побледнела.
— Вервен, — сказала она. — Подите, я вас позову потом.
Вервен радостно и неловко вскочил, поцеловал руку принцессы и вышел, слегка прихрамывая.
— Герцог, зачем вы так смотрите? Вы не любите Вервена?..
Герцог Багровый Свет выпрямился и взглянул на принцессу с прежней злобой.
— Я не желаю, — произнес он, — чтобы вы проводили время с вашим пажем. По каким причинам — все равно. Предупреждаю, что вы его больше не увидите. Я прикажу своим людям — и его не будет.
— Что вы говорите! — воскликнула принцесса в смятении. — Но законы моей страны…
— Мои законы — противоположны вашим, принцесса, — возразил герцог. — У меня все повелевают, все владыки над всем — и все рабы… Смею вас уверить, что порядок и тишина в моих владениях не меньшие, чем в ваших… И Вервен исчезнет.
— О, я не хочу, не хочу… За что?..
Герцог засмеялся, открыв темный рот, и смеялся с визгом, долго.
— Не хотите ли справедливости, принцесса? Ага! Вы отступаете при первом шаге… Вы мечтали о зле, великом разрушении, о бесконечности — и боитесь, дрожите, когда пришлось ничтожного Вервена первым бросить в ту пропасть, где нет дна! В вечном и великом нет места вашей справедливости. Но довольно, прочь все, я устал, принцесса! Вы — моя, вы поедете со мною сейчас, сию минуту! Вы — такая нежная, красивая и робкая, пусть упадут багровые лучи на ваше лицо, на платье из лепестков сирени… Пусть умрет ваша воля, пусть все исчезнет, повинуйтесь злу, принцесса, пришло время.
Принцесса слушала — и ее страх вдруг сменился глубокой печалью. При последних словах герцога она протянула руку вперёд, как бы отстраняя его, и повторила:
— Время, время… Оставьте меня, герцог. О, как я раньше не поняла этого! Вы не против времени, вы — с ним, вы одно! И я хотела побеждать время им самим! Дальше, дальше! Там, где нет разрушения, — только там нет времени!
И она ушла, шелестя бледным шлейфом, и заперлась в своем павильоне. Она перестала выходить в сад и сделалась еще задумчивее и тоньше.
Придворные качали головами.
— Так нельзя оставить принцессу, — говорили они между собой. — Принцесса тоскует, принцесса заболеет… Свадьба ее с герцогом расстроилась — и это печалит ее… Пиры, банкеты во дворце, может быть, развлекли бы ее. Нельзя, чтобы принцесса всегда скучала в одиночестве.
— Слушайте меня, — сказал старый, седой придворный. — Балы да пированье мы успеем испробовать, а пока мой совет — пошлем-ка принцессу путешествовать. Я с принцессой разговаривал и ее недуг больше вашего понимаю. Что ей сидеть в ее сиреневых садах? Пусть поездит по свету, поищет себе утешенья.
Когда принцессу спросили, не желает ли она поехать в разные страны, ее глаза на минуту заблестели, и она сказала, что очень желает.
Скоро снарядили нарядную яхту, уже не корабль, на котором принцесса переезжала два раза в год океан, нигде не останавливаясь, а яхту, собрали экипаж и свиту. Поехала и няня принцессы, а все придворные дамы остались дома. Принцесса избегала, не любила своих придворных дам: по какой-то странной случайности они все были очень высоки, полны, красивы — но все с черными волосами и глазами, и бледная принцесса, такая маленькая и тоненькая между ними, невольно боялась их и думала про себя, что они напоминают стаю темных, южных ночей.