Начинаются сказки с истории деревенского дурачины и лентяя Антуона, которому несколько раз крупно повезло. Однако идея истории Антуона не сводится к заключающей ее пословице: «Малому да глупому — Бог помогает». Скорее история сама раскрывает смысл пословицы. Засидевшийся близ матушкиной юбки Антуон отнюдь не безнадежно глуп. Он не пытается хватать звезды с неба, не заносчив, не склонен к унынию, а притом обладает еще и такими трогательными достоинствами, как любовь к отчаявшейся, гонящей его прочь от себя матери, преданность родному дому и селению. Семейственность и любовь к родному краю в сознании неаполитанца (и итальянца вообще) являются необходимыми свойствами нормальной личности. Сказка обнаруживает, что у «глупого» есть не раскрытые до поры добрые черты, ради которых судьба к нему благосклонна. А кончается сказочный цикл жестоким наказанием обманщицы, которая «никогда на ногах башмаков не носила, да захотела носить корону на голове. <…> Обманом присвоив принадлежащее другим, она кончила как колос посреди молотилки; и чем выше забралась, тем лишь хуже было ей падать».
Автор пишет о жестоких реалиях своего времени запросто, как о вещах будничных, само собой разумеющихся. Нас знобит от неистощимых шуток Базиле на тему виселицы, но их порождала сама будничность казни. Чьенцо, герой сказки «Купец и его сыновья», хватается за нож, слыша любой шорох в ночной темноте. Еще не удостоверившись в реальности угрозы, он на всякий случай обещает «выпустить сало из брюха» тому, кто нарушил его сон. Готовность без обиняков пустить в ход оружие представлялась естественной чертой поведения мужчины: вспомним хотя бы судьбу великого современника Базиле — Караваджо, рука которого орудовала шпагой не реже и не хуже, чем кистью. Ни Базиле, ни его читателей не смущало, что в сказке «Миртовая ветка» принц, влюбленный в прекрасную фею, одновременно держит при себе семерых куртизанок, одна из которых, судя по всему, еще подросток. Служанку, обманным путем вышедшую замуж за князя, князь после разоблачения велит закопать живой в землю вместе с собственным будущим ребенком, появления которого он трепетно ждал еще вчера («Заключение»). Впрочем, Базиле способен ярко и сильно передать и романтику любви, и радость отцовства. Нередко он роняет фразы в духе характерного для эпохи жесткого «мачизма»; тем не менее в его сказках идея мужского всевластия то и дело сама себя высмеивает. Напротив, женские образы выписаны с нежной жалостью; автор в них показывает себя хорошим психологом.
Конечно, за четыре века быт и поведение итальянцев переменились. Не подвергая сомнению заслуги церкви и школы, отметим, что сами буржуазные принципы межчеловеческих отношений требуют от гражданина быть gentiluomo, что сегодня понимается как «человек с хорошими манерами». Лишь редкий из жителей современного итальянского города — даже на Юге, который в этом отношении сохраняет больше архаики — в наши дни позволит себе публично вступить в перепалку, награждая соседа или коллегу проклятиями и позорными кличками, распуская кулаки или берясь за оружие, как было довольно обычно в старину. Зато разыгрываемый порой буквально на улице, в полном согласии со сценариями Базиле, скандал между супругами или любовниками — не редкость, что не без юмора показывают итальянские театр и кинематограф. Через столетия человек внутренне остается все тем же. Что касается внешних форм поведения, тут возможен и регресс: Европа с поразительной быстротой заполняется выходцами из обществ, весьма близких к Средневековью… Если же говорить о России, то у нас дух насилия из отношений никогда не выветривался вполне, а за последние годы старые традиции хамства и унижения получили новые импульсы. Для нас Базиле, увы, пока отнюдь не устарел. Русскому читателю в этих сказках явно «что-то слышится родное»; он может найти здесь немало поводов для серьезных раздумий.
Перевод выполнен по изданию: Giambattista Basile. Lo cunto de li cunti. A cura di Michele Rak. Milano, Garzanti, 2009, путем сверки итальянского перевода с неаполитанским оригиналом. В случаях разночтений (в том числе цензурного плана) я чаще отдавал предпочтение подлиннику, не смягченному пересказом, чтобы не потерять дух той среды, в которой рождена книга. Пословицы и поговорки, рифмованные присказки я старался переводить близко к тексту, но иногда приходилось вводить близкие по смыслу русские выражения.