- И еще, - сказал Веньяр, - вчера в три часа тридцать две минуты, находящийся в третьей хирургической реанимации летающего госпиталя, майор разведуправления Рэй Сандерс скончался.
Тайлер выронил термос.
- Эй-эй, в обморок не падай, ладно? – Веньяр, козлина позорный, от души насладился произведенным эффектом. - Все с твоим майором в порядке, на Лигоне тоже есть больницы, подлечится, будет, как новенький.
- Можно мне к нему? – Тайлер с трудом снова вспомнил, как дышать.
- Да можно, конечно, - рассмеялся Жан, похлопав его по здоровому плечу, - вы теперь, как-никак, свободные люди.
Через полчаса или около того (наградных часов на руке Тайлера больше не было, да и черт с ним, главное, сам жив остался) машина остановилась. Пара темных строений и взлетная площадка – таким был перевалочный пункт для военно-грузовых шаттлов. Здесь Жан Веньяр попрощался с Тайлером.
- Удачи тебе в новой жизни, Кортни, - сказал он, крепко пожимая руку, - не обещаю, что разведуправление не вспомнит о тебе. Случиться может всякое. Но я надеюсь, сам ты напоминать о себе не станешь.
- Не стану, - уверил его Тайлер, - удачи и тебе, Веньяр. Заставьте эту сволочь заплатить за все.
Над Лигонским городком Ойгзбургом взвыла сирена воздушной тревоги. Таксист, который вез Тайлера в маленькую клинику на окраине города, занервничал.
- Не повременить ли вам с вашими делами, сэр?
- Это учебная тревога, поезжайте, - Тайлер безошибочно распознал сигнал, напугавший водителя. Таксист покосился на него с подозрением. Тайлер ободряюще улыбнулся. Ему хотелось, чтобы чертова таратайка просто поскорее довезла его до больницы, где лежал Рэй.
Оказавшись в Лигоне, Тайлер первым делом отправился на китайский рынок и сменил камуфляж на джинсы и толстовку. Он надеялся, что опознать в нем офицера оримской армии стало намного сложнее, но таксист, сощурившись, спросил:
- С войны?
Тайлер не стал отвечать. По мере приближения к пригороду, он все больше нервничал. За окном замелькали маленькие домишки, с яркими крышами, утопающими в желтых кронах садов. Этот район Ойгзбурга до боли напоминал Оримский Парко.
Теперь, когда столица свободна, может быть, родителям позволят вернуться домой из убогого реконского барака. Тайлера мучили угрызения совести. Рано или поздно родители узнают о его «смерти». Получат сухое извещение без подробностей. Поймут они, что их сын осужден, как изменник? Или будут до конца тешить себя надеждой, что геройски погиб в сражении? Как бы то ни было, пока Архангел на свободе, нечего и думать о том, чтобы успокоить родных.
Сирена продолжала выть, вызывая панику на улицах города. Таксист нервничал, гнал, что было силы, откровенно нарушая правила. Тайлер не возражал, он мучился от вынужденной разлуки. Терпеть легче, когда встреча далека или невозможна. Но вот его отделяют от Рэя какие-то жалкие минуты, а Тайлер готов перегрызть чье-нибудь горло от нестерпимого желания поскорее увидеть своего майора.
Едва такси притормозило возле невысокого белого здания со статуями скорбящих ангелов по обе стороны от входа, Тайлер бросил на приборную панель купюру:
- Сдачи не надо…
И устремился к больнице, чувствуя, что сердце сейчас просто разорвет от волнения.
В справочной он назвал новое имя Рэя. Стоящая тут же медсестра оживилась и просияла не хуже Тайлера:
- Наконец-то! Хоть кто-то вспомнил о бедолаге! – подхватив его под локоть, девушка увлекла Тайлера в отделение. – Не подумайте ничего такого, но ваш друг… Мы понимаем, что он боевой офицер, к тому же был ранен, получил контузию, но… он извел весь персонал.
Тайлер несколько секунд слушал ее неловкие оправдания и вдруг захохотал. О да, это Упырь! Самый несносный и требовательный тип во всей Оримской армии.
- Вы справитесь с ним? – с надеждой спросила сестричка.
- Справлюсь, не сомневайтесь, - широко улыбнулся Тайлер, исполненный радостным предвкушением и уверенностью, что на этот раз все точно будет хорошо.
Медсестра распахнула дверь в палату и всплеснула руками:
- Ай-яй-яй, мистер Лерман, что за разгильдяйство! Снова курили в палате! Капля никотина убивает лошадь, а вы только недавно были при смерти! – она решительно прошагала по палате и распахнула фрамугу окна.
- Ну же, дорогая, не сердись, - раздался бесконечно родной голос, - не знаю, как насчет лошади, а я только здоровее стану от такого разгильдяйства.
- Вот, - девушка повернулась к Тайлеру и многозначительно подняла брови, - видите, он меня совершенно не слушает. Надеюсь, вы заставите этого человека вести себя… как человек.
Продолжая смеяться, Тайлер вошел в палату. Рэй с недовольством оглянулся и, ахнув, осел на подушки. Тайлер жадно вглядывался в заросшее густой русой щетиной лицо. Осунувшийся, бледный, что немудрено после такого ранения, Рэй тем не менее был живее всех живых. Он смотрел на Тайлера и ничего не говорил. Вернее, не говорил вслух. По его глазам, по закушенной губе, по стиснувшим сероватую простыню пальцам Тайлер понял все, что Рэй мог ему сказать.
- Ну, я оставлю вас, - успокоенная медсестричка ушла, прикрыв за собой дверь палаты.
Тайлер подошел к постели Сандерса, сел на край. И даже не удивился, когда Рэй схватил его за раненную, закованную в фиксирующую повязку, руку.
- Привет, - сказал Тайлер.
- Да, - ответил Рэй.
- В каком смысле «да»?
- В прямом. Ты спрашивал меня, смог бы я прожить с тобой жизнь. Да, Тайлер. Я бы смог.
========== Окончание ==========
Архангела арестовали спустя четыре месяца после того, как Тайлер приехал к Рэю в Ойгзбург, но узнали они об этом много позже.
А тогда… Тайлер появился посеревший, с простреленной в двух местах рукой, и все время вымученно улыбался. Он поселился в хостеле возле больницы, чтобы денно и нощно опекать Рэя. При этом сам выглядел так, что добросердечные медсестрички таскали из буфета печенье и молоко и подкармливали парня.
Когда Сандерс окончательно пошел на поправку, Тайлер, ни слова не говоря, снял небольшую квартирку и перевез Рэя туда. Этот день стал переломным для их отношений. Вместо того чтобы отметить начало совместной жизни, о которой, положа руку на сердце, оба боялись мечтать, они просто-напросто рассорились. Потом помирились, конечно, но зазубрина в душе осталась, и каждое новое недовольство цеплялось за эту зазубрину, нарастало комом, грозя разрушить хрупкие отношения. Иногда недостаточно сильно любить человека, чтобы суметь с ним ужиться.
В быту Тайлер был отвратительным педантом и аккуратистом, приученный к порядку строгим дедом-генералом, вымуштрованный сначала в кадетском корпусе, потом в академии, он попросту не помнил, что такое жить дома. Не обзаводился вещами, кроме предметов первой необходимости, не знакомился с соседями и напрочь не желал признавать брошенную на спинку стула футболку за символ уюта. Рэй не знал, как это изменить. Оказавшись на свободе, Тайлер остался в армии. Там, где отбой и подъем по часам, где за не идеально отглаженный мундир замучаешься чистить сортир зубной щеткой, где нет ничего личного: ни вещей, ни пространства, ни чувств.
Они сталкивались по сто раз на дню из-за глупых мелочей, которые на самом деле были гигантской проблемой. Рэй проклинал свой сволочизм, но раз за разом цеплял человека, которым дорожил больше жизни.
Потому что это была не жизнь!
Наконец, не выдержав, он потребовал рассказать, что случилось с Тайлером и его отрядом после боя в Парко. О том, что эта тема неприятна Кортни, Рэй понял сразу, еще в больнице. В противном случае, Тайлер обязательно рассказал бы ему. Но он не просто не рассказал, он всячески избегал упоминания о тех трех днях, когда ему прострелили руку и – Рэй видел шрамы – стреляли в сердце.
Рассказывал Тайлер неохотно. Каждое слово приходилось тянуть клещами. Рэй чувствовал себя конченным садистом, ковыряющимся в не зажившей ране, и даже осознание собственной правоты не грело.