— Этим пользовались ещё в мрачные времена Антонио Сегеди, — сказал Старый год и закрыл сосуд фарфоровой крышкой, — В этом адском растворе они исчезнут без следа!
16
Держа в глазу чёрную лупу, мастер Петушков склонился над столиком. Он разглядывал дамские часики величиной с божью коровку, которые принесла чинить какая-то гражданка из Костромы. Увидев в механизме порванный волосок, мастер усмехнулся: такие волоски делал мастер Джозеф Склют, переселившийся в 1893 году из Женевы в Ростов-на-Дону. Петушкову было приятно думать, как он скажет это гражданке из Костромы, когда та придёт, и удивит её своими познаниями.
Вдруг Петушков поднял глаза, будто его позвали. Он увидел мальчика; прижав нос к стеклу, мальчик не мигая глядел на мастера. Петушков поманил его пальцем.
И, когда Митя вошёл, спросил:
— Тебе кого, мальчик?
— Нет… Я ошибся… — сказал Митя, глядя во все глаза на лупу, торчавшую из глаза мастера.
— А что ты думал? — с интересом спросил Петушков. — Можешь задать мне какой хочешь вопрос и на всё получишь ответ!
— Я ищу старичка… Старый год… Не знаете, где он живёт?
Мастер улыбнулся.
— Как же я могу не знать? Старый год?.. Там же, где Новый! — И, не задумываясь, почему-то указал на детский универмаг через улицу, где зажигались и гасли буквы — «Всё для Нового года!» — А зачем тебе?
— Да так… — уклончиво сказал Митя. — Я ищу одни часики… «Артель «Игрушка», 1-й сорт…»
И Митя выбежал из мастерской. Часовой мастер вынул из глаза лупу, многозначительно сказал себе:
— Это неспроста… Маленький мальчик ищет Старый год… На башне бьют куранты… Время останавливается…
Он поднял палец вверх и задумался. Он знал всё! Но с тех пор, как часы сошли с ума, он понял, что есть на свете тайна, на которую он не смог бы ответить ни себе, ни своим друзьям, ни той самой гражданке из Костромы, если бы она ни с того, ни с сего его об этом спросила.
А Митя уже вбежал в вертящиеся двери универмага. Магазин сверкал и гремел. На прилавке стояла ёлка, на ней висели цветные фонарики, балерины, грибы, стрекозы, почтовые ящички, золотые бумажные рыбы, куколки и жуки, хлопушки и звёзды, флажки всех стран и флотов мира. Со всех сторон неслись звуки патефонных пластинок, кричали «уйди-уйди», звенели бубенчики, верещали свистульки. Кассы так щёлкали и рычали, что удивительно, как их не боялись кассирши.
Митя пробирался среди всего этого гама, шума, писка, звона и толкотни. Над ним качались воздушные шары и фонарики.
Какой-то толстяк в енотовой шубе бил молоточком по детскому ксилофону, но ничего не было слышно, потому что только что кончился «золотой дождь» и покупательницы громко спрашивали, будет он ещё или не будет.
Митя подошёл к толстяку:
— Скажите, пожалуйста…
Но его тут же оттёрли, и он чуть не опрокинул какого-то маленького мальчика. Этот мальчик держал в руках розовую бумажную гармошку, которая только что порвалась в его руках, и плакал. Его утешала мама. Она прикладывала себе к лицу маски: то ведьму, то поросёнка, то трубочиста.
— Хочешь, Мишенька? — спрашивала она. Но мальчик пугался ещё сильнее и ревел.
— Тётя, — спросил Митя у неё, — вы не знаете, где найти Старый год?
Женщина махнула на него рукой и надела на себя маску тигра.
Через магазин со страдальческим выражением лица пробиралась продавщица, у которой на голове стоял ящик с серпантином и конфетти. Митя подпрыгнул и крикнул ей в ухо:
— Где найти Старый год?
Она повернулась вместе с ящиком и указала головой в угол зала.
Митя побежал мимо тортов (на них кремом было написано: «С Новым годом!»), мимо игрушечных саней и сервизных чашек (к ним были привязаны целлулоидные мешочки с драже), мимо новогодних наборов с бонбоньерками, перевязанными бумажными бантами.
В углу Митя увидел не меньше сотни дедов-морозов — от самых маленьких до самых больших. У них были мешки за плечами, они опирались на посохи; у всех блестели слюдой бороды.
Митя нырнул в толпу. И вынырнул у прилавка.
— Тётя! Тётя! Тётя!.. — кричал он продавщице, но она снимала красно-синие мячики с верхней полки и не обращала внимания.
— Тётя! — заорал Митя не своим голосом.
— Ну, что тебе?
— Мне нужен Старый год! Там сказали, вы знаете…
— Что?
— Старый год! Он где-то здесь…
— Двугривенный, — сказала продавщица, наконец поняв, в чём дело. И сунула ему маленького деда-мороза.
— Мне не этого! — рассердился Митя. — Настоящего! — вернул ей деда-мороза и вышел на улицу.