- Ясно, - сказали бабы. - Надо остановить её сердце.
Распахнулась дверь Митиной избы.
- Тшш… - прошипел старичок.
Бабы окаменели, а Старый год сделал вид, будто внимательно читает на деревянном столбе объявление о том, что продаётся коза.
В дверях появилась мать Мити с кастрюлей. Она выплеснула горячую воду, снег сразу стал рыжим, и пошёл пар. Подозрительно поглядев на старичка, мать Мити скрылась и захлопнула дверь.
Бабы тотчас же ожили.
- Так о чём мы говорили? - спросил старичок.
- О том, как умертвить сердце девочки, - напомнили бабы.
- Легче всего умертвить сердце с помощью денег, - гнусаво сказала Продажная душа.
Старичок поморщился.
- Нет, - сказала Бумажная душа. - Сердце удобнее всего остановить с помощью волшебных чернил.
Чёрная душа мрачно усмехнулась и промолчала.
- А ты что скажешь, Чёрная душа? - спросил старичок.
- Это всё не наверняка, - снисходительно сказала Чёрная душа. - Ложь убивает сердце наповал!
- Нехорошие вы бабы, - вздохнул старичок. - Но без вас не обойтись… Главное, я уже совсем собрался уходить, как и все до меня, и вдруг этот мальчишка меня надоумил… И мне так захотелось остаться…
Старичок мучился, вздыхал. Наконец мрачно махнул рукой: «Действуйте!» - и пошёл к дороге.
Бумажная душа его окликнула:
- Начальник! А по какому адресу прикажете доставить вам сердце?
Старичок сказал:
- Мой адрес: город Ярославль, башня Знаменских ворот.
Из-за угла дома вылетела «Победа» с шахматными полосами по бокам и зелёным огоньком.
Бабы замерли. Старичок поднял руку. Машина остановилась.
Старичок сел рядом с шофёром, сказал:
- В Ярославль!
Машина умчалась, и за нею пошла снежная позёмка. А бабы двинулись к школе.
- Девочки, - остановилась Чёрная душа. - Вы тут постойте, пока я пойду выманю Лёлю.
- Почему ты?! - подняли крик бабы.
- Давайте считаться, девочки!
Снежные бабы встали в кружок. И Продажная душа начала бойко, тыча пальцем в грудь по очереди:
- Аты-баты, шли сол-даты. Аты-баты, на базар. Аты-баты, что ку-пили? Аты-баты, само-вар. Аты-баты, сколько да-ли? Аты-баты, три рубля!
На слоге «ля» она попала в грудь себе:
- Мне идти!
И помчалась к школе, откуда доносились весёлые голоса.
6
Ёлка стояла нарядная, с мохнатыми ветками, покачивающимися под тяжестью игрушек и фонариков. Дядя Вася, всё ещё стоя на стремянке, развешивал гирлянды разноцветных лампочек. Митя бросал на ёлку золотой дождь. Лёля смотрела как зачарованная.
И вдруг под её взглядом часы из серебряной бумаги, висевшие на ниточке, пошли, затикали и свалились, повиснув вверх ногами. Никто этого не заметил. А если бы даже кто и заметил - ну, хоть Сашка Тимошкин, всё равно он сказал бы что-нибудь такое, от чего всем стало бы смешно и оказалось бы, что чудес нет.
Митя отбежал к окошку полюбоваться ёлкой издали, прищурился…
Раздался тихий стук в окно. Кто это? Прижавшись лбом к стеклу, Митя увидел какую-то тень. Она сделала ему знак и скрылась.
Набросив на плечи шубейку и крикнув Лёле: «Я сейчас», Митя выбежал из школы, выскочил на крыльцо и остолбенел: перед ним на нижней ступеньке стояла снежная баба. Она вытирала ледяные ноги о железку.
- Есть разговор, - сказала Продажная душа, подмигивая Мите.
- Чего тебе? - стуча зубами, спросил мальчик.
Баба поманила его и пошла за угол. Ни жив ни мёртв, Митя поплёлся за нею.
- На, - сказала снежная баба. - Задаток.
И сунула ему горсть мелочи.
- За что? - немеющими губами спросил Митя.
- За девчонку. Притащишь её ко мне, получишь ещё столько же.
- За какую девчонку? - прошептал Митя.
- Будто сам не знаешь… - хитро прищурилась баба.
Митя дико заорал. И баба кинулась от него в сторону.
На крики выскочили ребята. Они выбежали без шапок и окружили Митю. Его била дрожь.
- Ты что?!
- Снежная баба, - сказал Митя, не попадая зубом на зуб. - Разговаривает…
- Какая? Где?
Митя показал на бабу, которая рядом с двумя другими стояла как неживая.
- Ты что? Очумел?
- Да-а, очумел! - рассердился Митя. - А это что?!
Он разжал кулак, где были монеты. Но там оказался только тающий комок снега. Митя с изумлением поднёс ладонь к носу.
- Эх, ты! - сказал Тимошкин, нахлобучив Мите шапку на нос, и пошёл с ребятами в школу.
Митя сконфуженно поплёлся за ними и, не снимая шубы, забился в угол.
Он растопырил пальцы, без конца вглядываясь в ладонь. Неужели причудилось?