— Ага! Так это старая ведьма тебе в уши надула все эти гадости про меня! Мерзавка живет на моей земле, допущена в замок, а вон что творит у меня за спиной, грязная склочница! Уничтожу! Закопаю собственными руками эту ядовитую змею! — заорала мачеха так, что притаившаяся у двери Лисса аж присела от страха. Вот теперь она эту женщину узнавала.
— Оставь в покое старушку. Тем более что она тебе не по зубам даже сейчас, в своем преклонном возрасте. Не делай этой ошибки, если не хочешь навредить ребенку, которого носишь, — так же, не повышая голоса, ответил на ее дикие вопли муж. — А подсчитать твой срок не трудно, видевшему тебя уже однажды беременной мужчине. Твоя таллия еще тонка и гибка, но вот грудь уже заметно увеличилась. Да, я почувствовал, когда ты терлась об меня сегодня ночью, пока я не выставил тебя из своей спальни. Она плотная и тяжелая, а совсем не мягка и упругая, как должна бы быть. А твоя реакция на мои благовония? Ты ее, конечно, пересилила, но я приметил. И не смотри на меня так. Ты забыла? Я твой муж, а не любовник, попадающий к тебе в объятия раз от разу! Я прожил с тобой полтора года, практически из-за дня в день ложась спать в одну постель. Ты тогда еще не смела гнать меня из своей спальни, а я еще надеялся на нормальные отношения. И уж твою первую беременность я помню очень хорошо, и твое меняющееся тело. Так что понять, что ты понесла месяцаполтора назад, я вполне в состоянии. А твои ночные поползновения были только исключительно для того, что бы потом иметь возможность предъявить этого ребенка мне. Но ты просчиталась милая!
Услышав все это, мачеха взвыла с новой силой и вцепилась опять в колени мужа, дергая его так, что возвышающееся над ней тело этого довольно крупного и высокого мужчины ходило ходуном:
— Алексин, дорогой мой, драгоценный, ты все не правильно понял! Ну, оступилась разок когда-то, с кем не бывает?! А так все дальше поцелуев и не заходило! Поверь мне, прошу! А грудь моя… я ж поправилась немного за эти годы, вот и она больше стала. И благовония твои с пряным запахом я никогда не любила, просто раньше не говорила!
— Ага, конечно, — усмехнулся граф, попытавшись отцепить от себя руки жены, а когда это ему не удалось, просто сильно хлопнул по судорожно сжатым пальцам. — Отпусти меня и прекрати считать дураком! Впрочем, я сам виноват — пытался по началу закрывать глаза на твой флирт с другими мужчинами, считая, что такой молодой и красивой женщине необходимо чувствовать признание своей красоты от многих. Но когда уже знакомые, отводя глаза и подбирая выражения, стали мне говорить, что наблюдали тебя воочию даже не в двусмысленных, а вполне в однозначных ситуациях, тут уж пришлось и мне глаза-то открыть. И что я увидел?! А?! А увидел я не просто легкомысленную красотку, как мне бы хотелось думать, а настоящую похотливую шлюху, не то, что не знающую границ, а намеренно стремящуюся их переступить! Шлюха — как есть шлюха!
— А-ах!!! — с громким возгласом мачеха откинулась назад, оттолкнувшись от коленей мужа и вперив в него ненавидящий взгляд. — Да как ты смеешь?! Я — графиня!
— Ха! Да какая ты графиня?! Ты как была дочерью торгаша, поднявшегося из самых низов, так ею и осталась. Ни природного благородства, ни привнесенного достойного воспитания ты не имеешь, а как была с замашками крестьянской блудной девки, так и осталась. Впрочем, что это я? Не каждая и простая-то девушка с первым попавшимся хахалем в ближайший стог идет! Так что будь добра, милая, к моей спальне больше и близко не подходи. А из своих проблем выпутывайся сама, как знаешь. Этого ребенка я не признаю!
После этих слов граф, глянув презрительно на так и оставшуюся сидеть около его ног женщину, отвернулся от нее и направился к двери. И уже почти на выходе, не оборачиваясь, громко сказал:
— Да… и подумай на досуге об обители…
Лисса, заслышав приближающиеся шаги отца, едва успела укрыться за портьерой, тяжелыми складками обрамляющую дверь.
Затаив дыхания и вцепившись в штору, девочка замерла, вдруг осознав, что ее могут застать сейчас за таким неблаговидным делом, как подслушивание. Но граф, видно, был весь в своих мыслях, так что на слегка колышущуюся занавесь внимания не обратил. Глядя сквозь складки ткани в его удаляющуюся спину, девочка тем временем обдумывала услышанное.
То, что мачеха бранилась, как пьяный кузнец, это было для Лиссы не новостью, а вот то, что отец не стеснялся в выражениях, неприятно покоробило. Но, видно, жена оскорбила его очень сильно, раз такой спокойный и, в общем-то, доброжелательный человек, как граф Силвэйский, позволил себе подобныевыражения. А то, что измена оскорбление не шуточное, это девочка прекрасно поняла.