- На вот. Можешь спокойно бояться на дереве столько, сколько захочешь.
Кот проглотил угощение и фыркнул.
- Уж прости, лучше ничего не было.
Кот фыркнул ещё раз, и Мари заметила, что у него над лопатками заколыхалось что-то полупрозрачное. Сзади зафыркали другие коты, она обернулась и увидела, что у них всех над спинами дрожат неуверенные стрекозьи крылья, по четыре штуки на кота. Крылья разворачивались, твердели, трепетали. Взмах, взмах, и коты один за другим поднялись в воздух. Мари даже немного огорчилась из-за того, что потроха попали на ужин к ним, а не к гостям “Старого пианино”. Хотя те, может, и не оценили бы.
Противный запах из кухни выветрился. За дверью Мари заметила меловую доску с меню, которую сегодня забыли поставить перед рестораном. Названий блюд не было, только фраза: “Пломбир белый и холодный, как снег. Но пломбир сладкий. Когда мы едим пломбир, то думаем, что зимой будет гораздо лучше, чем на самом деле будет зимой. Мы рекомендуем на десерт рогалики с яблочным джемом”. Кивнув доске, Мари положила на поднос пару рогаликов, а графин с водкой не взяла. Она уже вышла в зал, когда ей в спину воткнулся вопль поварихи:
- Куда ты их дела?!
Вот тут-то все до единого заметили Мари. Она прижалась спиной к стене, отведя руку с подносом в сторону, а повариха, раскрасневшаяся от жара плиты и злости, надвигалась на неё, как неминуемая беда. И беда бы непременно случалась, не глянь вдруг повариха куда-то вглубь зала. Когда она повернулась обратно к Мари, то уже ласково улыбалась.
- Ах ты, шалунья, - и она потрепала Мари по щеке, больно ущипнув.
Притихший зал ресторана рассказал, что спустился Лоран. Он разочаровано глянул на пустующую банкетку у пианино, а потом женщина с томиком стихов указала ему на Мари. Повариха принялась оттирать щёки от муки и поправлять передник, будто за те несколько секунд, которые потребовались Лорану, чтобы приблизиться, она могла вытряхнуть из себя годы, проведённые на кухне. И всё равно старалась зря, Лоран её даже не заметил. Будто взглядом взял да и вычеркнул из мира.
- Знаешь, твоя музыка меня исцелила.
Мари хотела ответить обычное: “Знаю”, - но поперхнулась словом.
Повариха, искоса поглядывая на Лорана, вытащила из кармана красное яблоко и запихнула в карман Мари, чуть не придавив маленького волка.
- Вот, скушай на ночь, чтобы видеть хорошие сны.
Она спешно прошла на кухню, пошаркивая по полу разношенными мокасинами, и Мари ощутила, как спазм в горле прошёл. Она поставила рогалики на стол аккордеонистки, присела на банкетку и как ни в чём не бывало сказала:
- Знаю.
Сегодняшней ночью Лоран бежал по небу один, так велела Королева. Она нацепила на него уздечку и затянула ремешок так туго, будто решила наказать за все свалившиеся на её голову неудачи. Лоран терпел, заглядывал ей глаза, но вместо двух сияющих звёзд видел лишь злые сморщенные угольки. Может, когда он выполнит приказ, звёзды снова хоть ненадолго разгорятся?
Сварен ты, чтобы служить,
Королеве верным быть
Внизу показалось трамвайное депо, и Лоран спустился ниже. Какой-то припозднившийся трамвай передним колесом соскребал намалёванное белой краской объявление: “Трамваи не кормить”. А потом от эклеров разболится живот, и пассажиры опоздают на работу, не к месту подумал Лоран. Впрочем, ему-то какое дело. Тем более, он как раз заметил каменный двухэтажный домик с покатой крышей. Тот самый, который описывала Королева: снизу ярко-розовый, с кучей магазинчиков, а сверху - облупившийся жёлтый. Окно мансарды оказалось приоткрытым, и тюлевые занавески трепетали снаружи, прихваченные сбежавшим из комнаты ветерком. Лоран прыгнул на подоконник, стараясь быть тише опустившегося на воду пёрышка. И всё бы у него получилось, не скрипни старая рама. Ночь уволокла противный скрип и разбросала, кажется, по всей улице. Всюду в окнах зажёгся свет. Единственной, кто продолжил мирно спать в этом переполохе, была девушка, в чьё окно прыгнул Лоран. Лежала себе на кровати прямо под самым подоконником, выпростав ноги из-под одеяла, и даже не заворочалась. Лоран склонил к ней морду. Девушка та самая: темноволосая, конопатая. От неё пахло спелыми сладкими яблоками и музыкой. Оказалось, что у музыки очень приятный запах. Такой, что его будто бы слышно... А ведь правда слышно. Мелодию юной пластинки, влюблённой в немолодой солидный патефон. Лоран повёл ухом и огляделся: никаких патефонов в комнате, конечно же, не притаилось. Да и откуда? Здесь едва ли мог оказаться даже старенький радиоприёмник. Всю роскошь составляли разноцветные лоскутные половички на полу. А так: кровать, узкий стол да старый скривившийся шкаф с открытыми дверками, сиротливо показывающий единственное платье в цветочек.