— Страшно? — как можно мягче спросил у нее парень. Та молча кивнула головой.
— Не бойся, Сатинка! Все будет хорошо, обещаю! — Ашот ласково погладил её по сиреневым волосам. — Я никому и никогда не дам вас в обиду ни тебя, ни твою сестру! Ты мне веришь? — девушка, доверчиво глядя на огромного верзилу, снова молча кивнула, еще крепче прижавшись к его руке.
— Куда мы теперь пойдем? — со страхом смотря на расстилающуюся перед ними безбрежную каменистую пустыню, спросила Синелька. — Ты уверен, что знаешь дорогу?
— Да! У нас только один путь — прямиком через Пустошь. Где-то там, посередине её стоит город Небесного народа, и я знаю, мы его точно не пропустим! Не волнуйся, любимая, я справлюсь, вот увидишь! — гоблин с улыбкой наклонился, и девушка крепко его обняла, нежно обвив его шею тонкими руками.
— Я так боюсь за тебя, Ашот… — тихо проговорила Синелька. — А что, если этот Небесный народ не примет тебя? Что, если они тебя прогонят, или ещё хуже, убьют?
— Не буду тебе лгать, я не знаю, что будет со мною, когда мы найдем город… — немного помедлив, ответил парень. — Я уже тебе говорил, как сильно они ненавидят нас, так что всё может случиться. Но в любом случае, как бы ни сложилась моя судьба, главное для меня, что вы с сестрою будете в безопасности! Небесные примут вас к себе, я это точно знаю, а большего мне и не нужно! — Ашот мягко обхватил своими огромными ладонями красивое лицо девушки и привлек к себе. — Чтобы ни случилось, знай, я люблю тебя, ты самое лучшее, что было в моей жизни!
— Ашот! — Синелька, плача, прильнула к мощной груди юноши. — Я тоже тебя люблю… — прошептала она. — Если с тобою что-то случится, я этого не вынесу…
На начинающем темнеть небе загорелась первая яркая звезда, и, подняв головы, молодые парень с девушкой невольно залюбовались её прекрасным неземным светом.
— Смотри, даже небо приветствует нашу любовь! — воскликнул Ашот, указывая рукою на мерцающую в вышине яркую точку. — Так пусть отныне эта звезда всегда озаряет наши чувства друг к другу, такие же вечные и светлые, как она сама!
— Да! — с улыбкой ответила Синелька, и, не выпуская рук друг друга они поцеловались. В наступившей после этого тишине в воздухе внезапно вдруг отчетливо щелкнула взводимая пружина, и мрачный мужской голос громко приказал:
— А ну, не двигаться, гоблин! Только попробуй шевельнуться, и сразу превратишься в ежа!
Ашот медленно поднял глаза и увидел с десяток мужчин в боевых доспехах окруживших его и девушек. Их лица скрывали глухие шлемы, а в руках каждого был нацеленный на него тяжелый арбалет. В свете яркой звезды на шлеме одного из воинов на миг блеснул герб в виде скрещенных молний на фоне облака, и юноша при виде его внутренне похолодел. Это был герб Небесного народа.
После неудавшегося повешения Звуки всю ночь так и просидела возле брошенной веревки, уткнув голову в колени. Изредка от нахлынувших эмоций и воспоминаний она беззвучно рыдала, вытирая тыльной стороной ладони градом льющиеся из глаз слезы, а потом снова неподвижно замирала, уставясь в одну точку и думала. Когда она наконец встала, на дворе было уже раннее утро, первыми робкими лучами пытавшееся пробиться через мерцающие сквозь прорехи в крыше звездочками. Одна звезда, самая большая и яркая, призывно светила у неё прямо над головою, и девушка, остановившись, медленно подняла к небу взгляд.
В бараке в это время уже никто не спал, живущие здесь рабыни хорошо знали, что на работу их погонят с первыми лучами солнца, и поэтому никто не хотел опаздывать на утреннее построение и завтрак. Девчонки просыпались, шумно смеясь и разговаривая, умывались, приводили себя в порядок, готовясь к тяжелому рабочему дню. Глядя на них, Звуки тоже ничего не оставалось, как последовать их примеру, и она, опустив голову, медленно направилась к одной из стоящих в дальнем углу бочек с водою. В этот момент, одна из стоящих возле бочки рабынь обернулась, и заметив идущую девушку, её лицо исказилось злобной гримасой ненависти.
— Ха! Вы только посмотрите, кто к нам идет! — скаля белые зубы в нехорошей усмешке, воскликнула Хильди. — Никак, хозяйская подстилка решила помыться! Вам помочь, «моя госпожа»? — отвесив издевательский поклон, ухмыльнулась хоббитка. Все, оценив шутку задиры, дружно заржали, а Хильди, когда Звуки подошла, внезапно повернулась и, быстро зачерпнув из бочки ковш холодной воды, под общий громогласный хохот шумно выплеснула его девчонке на голову.
— На вот, помойся! — довольная произведенным эффектом, с мстительной улыбкой проговорила Хильди. — Или, быть может, тебе мало воды? — с показной участливостью спросила она у неподвижно стоявшей Звуки. Та безвольно стояла, низко опустив голову, и ледяные струйки влажно стекали по её мокрым волосам на покрытые грязным топиком плечи.
— Так давай, я ещё добавлю! — продолжала издеваться хоббитка. — Для таких грязных тварей, как ты, у меня всегда найдется бочка воды!
Рабыня снова подняла руку, чтобы зачерпнуть очередной ковш, как в этот момент её прервал чей-то полный ярости крик.
— Не смей её трогать, Хильди! — та, замерев на полпути, медленно обернулась, и её взгляд встретился с гневно смотревшими на неё глазами феи. — Не смей её больше трогать! — тяжело дыша, вновь проговорила Тинкербелл. — Оставь девчонку в покое!
— А то что? — недобро прищурившись, спросила хоббитка. — Что ты сделаешь, фея? Убьешь меня, да?
— Если ты хоть ещё раз тронешь её, я…
— Тинкербелл, прошу тебя, не надо… — негромко проговорила Звуки. Все разом потрясенно замолчали, и в бараке сразу воцарилась полная тишина. Подняв мокрое от воды лицо, бывший ди-джей спокойно посмотрела на удивленную задиру и, подойдя к ней, тихо продолжила. — Не нужно меня больше защищать. Она права. Да, я хозяйская подстилка! Да, я грязная тварь! А ещё, я подлая мразь и предательница, и я сполна заслужила всё то, что мне уготовано! Я же вижу, как тебе не терпится меня ударить, Хильди, так давай же, не сдерживайся! — Звуки опустилась перед ошарашенной хоббиткой на колени, и, взяв её руку, положила её себе на голову. — Давай! Ударь меня! Бей со всей силы сколько хочешь, я не буду сопротивляться! Ну же! Чего ты ждешь! Давай, бей! — девушка неподвижно замерла, покорно подставив лицо.
Все, включая Тинкербелл, потрясенно стояли, молча смотря на Хильди и ожидая от неё ответных действий. Та, потрясенная не меньше остальных, тоже потерянно молчала, не зная, что ей делать дальше, пока, наконец, словно опомнившись, не отдернула свою руку с головы этой странной девчонки. Отступив на несколько шагов, она с деланной брезгливостью обтерла руку об потертую юбку и, повернувшись, неспешна направилась прочь, по пути презрительно процедив:
— Да больно ты нужна кому-то! Руки просто об тебя марать не охота, шлюха рыжая! Ладно, так уж и быть, живи сегодня! Пошлите, девочки, скоро завтрак, не будем на него опаздывать!
Когда все, шумно гомоня и обсуждая сегодняшнее происшествие ушли, Тинкербелл сразу подбежала к стоящей на коленях Звуки и с чувством её обняла.
— А ты молодец! — улыбаясь, похвалила её девушка. — Умеешь произвести впечатление, не ожидала такого от тебя, даже я удивилась! Вижу, моё «волшебство» всё же на тебя подействовало, не зря я старалась! Ладно, давай, поднимайся уже, быстро умывайся, и идем на выход! Скоро утреннее построение, а затем завтрак, если опоздаем, останемся голодными да ещё и плетей получим! Так что руки в ноги, делай всё, и бегом из барака! Я буду ждать тебя снаружи!
Когда фея ушла, Звуки вновь подняла лицо к ветхой крыше, откуда на неё сквозь дыры продолжала светить яркая звездочка. Ей даже на миг вдруг показалось, будто её бледные лучи ласково коснулись её кожи, подарив ей маленькую частичку своего тепла, и почувствовав это, девушка впервые улыбнулась. И пускай это была всего лишь только иллюзия, она твердо знала — для неё этот свет был началом новой жизни.
В тусклом, жарком мареве подземного рудника было невыносимо душно, но сидящий на горячем каменном полу тролль казалось, даже этого не замечал. Худой, блеклый, с осунувшимся изможденным лицом, с грязными спутанными волосами, глядя сейчас на него, трудно было узнать в нем некогда блестящего красавца по имени Алмаз. От невыносимых условий и каждодневного тяжелого труда его знаменитая алмазная кожа полностью выцвела, и теперь осыпалась с тела горстями, обнажая то тут, то там кожу обычного серого цвета. Сидя на коленях посредине пустынного забоя, он бережно держал руками голову лежащего рядом маленького хоббита, лаская и баюкая её, словно пытаясь этим хоть как-то облегчить его страдания.