— Виталий Алексеевич? — чуть не подавилась я скопившимися во рту слюнями.
Марианна вздрогнула.
— Нет, я про твоего отца спрашиваю. Хотя… Снился хоть раз? Признавайся! Просто понимаешь… Валерка с ним действительно одно лицо стал, я серьезно. Может, поэтому мне так тяжело с ним общаться.
— Может быть… — ответила я и решила смотреть в окно.
Боже ж ты мой, а как мы хохотали на мосту. Кажется, в прошлой жизни. Нет, не так… Мы вернулись назад в тот год, в котором расстались, а сейчас снова на нас взрослые проблемы навалились.
— Да, это я, — ответила Марианна на звонок. — Какие документы нужны? Как родители? У него только отец, мать умерла четыре года назад, — глаза Марианны сузились. — Вы понимаете, где Бологое, а где Питер? Я в поезде, я буду у вас через час. Я же говорила с вашим представителем. Уже и так восемь часов будет. Даже если мой брат сейчас сорвется сюда из города, у него ж машина, а не самолет. Это же ребенок. Вы что, не можете в положение войти? Что? Это Никита вам сказал? Это не правда. А зачем вы опеку вызвали? Что значит, по протоколу? Вы не понимаете, что он вам врет? А мне что сейчас делать? И ваша опека там до одиннадцати будет сидеть? Да, вы в Яндекс вбейте. Да, хорошо. Не надо перезванивать. Он приедет. Конечно, приедет. Вы что, сомневаетесь?
Марианна сжала телефон и даже прикусила уголок обложки.
— Ребенка может забрать только законный представитель, — пробубнила она, глядя мне в глаза. — Только отец. И Никита сказал им, что Валерка его систематически избивает, поэтому он сбежал к деду. Капец, Аля, полный капец… И с ребенком, и с его папашей…
Глава 5 "Бездомный пес"
Я долго смотрела на сырник в белой пиале и кружочек лимона в чае, налитом в прозрачную кружку с росписью в русском стиле. Так долго, что в итоге вытащила телефон и сделала фотографию: нарисую такую же птичку на подсвечник для свечи желаний. Не знаю, что загадает четырехлетний Арсений Терёхин, я бы загадала для него машину времени, чтобы автобус сломался на соседней улице и его мама осталась жива. Все наши желания все равно несбыточные, поэтому и приходится в любом возрасте играть в сказку.
«Аль, Валерка написал, что будет минут через сорок», — бросила мне Марианна сообщение. — «Возьми ему что-нибудь перекусить».
Ой, прошло уже двадцать минут. И все равно успеваю исполнить просьбу. Спросила Марианну про булку с куриной грудкой, которую мы взяли для Никиты. Сказал, что вкусно. Еще бы не вкусно. Не жрал с самого утра. Сердобольные тетки в форме напоили его чаем с печеньем до приезда родной тетки. Впрочем, сомневаюсь, что его папаша успел поужинать до нашего звонка. Не думаю, что Валера сам попросил сестру купить ему пожрать, но и без дураков ясно, что злой да еще голодный мужик — хуже, чем коктейль Молотова.
В отделение я не пошла: нечего смущать этого чёртова ребёнка еще больше, чем смутил такой трескучий провал. А вот смутить его папашку придется, хоть и совершенно не хочется. Встретиться бы нам с Марианной в другой день! Нет же, звёздам приспичило сойтись именно так и именно сегодня… Лишить меня мозгов… Ну чего я попёрлась в Бологое? Я тут была лишней и без всякого Валерки, а с ним стала Лишней с большой буквы. Хотела же взять обратный билет и уехать, но позволила Марианне уговорить себя остаться. Ну что за бред? Буду я тут или не буду, Валерий Терёхин не станет стесняться ни в выражениях, ни в действиях, потому что… Его сын этого заслужил. Оговорить отца перед людьми в форме — это расписаться в полном отсутствии мозгов. В тринадцать лет быть таким идиотом непростительно. И мозги ему необходимо вправить всеми возможными способами! Ну и подручными средствами тоже.
Я злая? Да, я злая, потому что… Никита Терёхин подставил всех: и тетю, и отца, и деда… И меня, испортив мне долгожданную встречу с подругой юности! И вынудил встречаться со своим отцом. Я бы, может, и нанесла визит вежливости и ему, и тете Лене, но явно не при подобных обстоятельствах. В таком состоянии, в каком находится сейчас Валерий Витальевич, я бы тоже вытрясла из этого ребёнка всю дурь. В тринадцать лет не понимать, что его не к деду, а в приемник отправят…
— Девушка, заверните, пожалуйста, булку в три слоя бумаги, чтобы дольше не остыло, — пыталась я всеми правдами и неправдами сохранить поздний ужин Терёхина в горячем виде. Или хоть немного приближенным к тому, в котором сам он находился.
Я даже умудрилась найти на вокзале открытый магазинчик, чтобы купить термокружку. Хоть чай точно останется горячим к тому времени, когда у Валеры появится время поесть. И заодно я купила курабье. Скорее для себя, потому что жутко нервничала.
Что теперь делать? Сидеть здесь и ждать отмашки от Марианны? Но я тут уже два часа безвылазно торчу и достала работников кафешки своим видом, да и мягкая сидуха под моей задницей превратилась в кирпич. И чай в меня больше не влезет, а приносить с собой печенье — это такой же моветон, как и алкоголь. Адаптировать под Сенечку сценарий дня рождения я закончила полчаса назад, так что оставалось только пойти прогуляться по вокзалу. Выходить из здания я не рискнула: и холодно, и страшно одной.
— Мама, я не знаю, во сколько буду дома, — говорила я так громко, что на меня оборачивались. Привычка, черт ее возьми. Даже ваш шепот обязан быть слышен в последнем ряду!
Шум вокруг только подкреплял мою ложь. Мать не знает про встречу с Марианной и слава богу. Про Никиту Терёхина ей вообще лучше не знать.
— Мам, ложитесь с Вероникой спать. Меня не ждите.
— Придешь утром, так и говори! — бросила мать с вызовом. Как же ее выбешивает моя свободная позиция в любви.
— Хорошо, приду утром. Так ты спать ляжешь? — ответила я в тон, потому что устала доказывать матери, что мои отношения с мужчинами — это мои отношения, а не ее испанский стыд за незамужнюю старшую дочь.
— Главное, ты не забудь лечь, — плюнула она в телефон и мне в ухо и отключилась первой.
Боже мой, ну почему всем нужно обязательно замуж и рожать детей? Некоторым вот и жениться не стоит, и делать ребенка — тем более. Наташа залетела Никитой, но на свадьбе мне все же казалось, что жених улыбается. Но что я в шестнадцать лет понимала в любви?! Моя сестренка разбирается в ней куда лучше меня, даже сейчас.
— Александра, ты это, что ли?
Я же смотрела на него в упор и не видела, что это он. А Терёхин явно еще из другого конца зала ожидания услышал мой голос и весь разговор с матерью. Я умею смотреть мимо людей, потому что если и смотрю кому-то в глаза, то лишь для того, чтобы понять, поверили моему персонажу или нет. Сейчас в синих мужских глазах читалась растерянность. Увидеть меня Валера явно не ожидал. Я тоже — его отца. Марианна права — копия. Даже стрижется теперь так же. Довольно коротко — впрочем, у них такая шевелюра, что ее проредить раза три можно без особых визуальных потерь. А если отрастить чуть-чуть волосы, то пойдет волна. На свадебной фотографии у Валеры точно волна… А вот у меня почти что ежик.
— Тебя не узнать с длинными волосами.
Черт, мы об одном и том же подумали, что ли?
— Не ожидал тебя увидеть.
Валера сказал уже три фразы, а я ни одной — впервые. Непроизвольно сжала губы так же крепко, как и кружку с чаем в свободной от телефона руке. Пакет с ужином болтался там же, на согнутом локте.
— Я знаю, что здесь лишняя. Так получилось… Извини.
Я точно покраснела. Мне было стыдно. Ужасно.
— Ну уж как получилось… — едва заметно усмехнулся Терёхин и вновь сделался серьезным. — Ладно, я пойду, а то ты и к шести дома не окажешься. Завтра тебе во сколько на работу?
— Мне никуда не нужно. Не беспокойся хотя бы об этом.
— А я и не беспокоюсь, — оборвал он уже зло. — Об этом.
До этой самой секунды голос его был мягкий. Нет, скорее безэмоциональный, как и все лицо. Сказала же, Терёхин блеклый. Как Петух в сказке Сутеева, которого забыли раскрасить. А вот на меня не пожалели красной краски. Сейчас ведь догадается, какое трепло его сестренка.