Косматый Костя всхрапывал в Пещере, уютно расположившись на корпусе ГУ-1, от которого веяло нежным теплом. Было темно и чадно: лохматая девица жарила в углу что-то мясное.
Апетс вытолкал стойко упиравшуюся деву на вольный воздух, вышвырнул вслед ей подгоревшее яство, затолкал все имущество, похищенное из института, в багажник Временной капсулы. Затащил туда же бесчувственного Костю. И отбыл восвояси.
Монография о пластичности психики неандертальцев вышла в свет в намеченные сроки. Директор подарил один экземплярчик с автографом Апетсу. Но великий сыщик, обиженный (с него, из гонорара, удержали за поврежденный биоманипулятор), похоже, нисколько не дорожил этим раритетом, изданным тиражом всего в 11 экземпляров. И при первом удобном случае обменял его на стереоиздание сказки об Иване-Царевиче, Кащее Бессмертном и Змее Горыныче. Он никогда не расстается с ней. Постоянно разглядывает украдкой картинки и бормочет сокрушенно:
— Совсем, совсем непохожим меня намалевали. Мазилы…
ИДИПОВ КОМПЛЕКС[2]
— Почему? Почему в Институте Физических Проблем, у наших соседей, — благодарности, дипломы, премии, открытия, какие-то эффекты, а у нас — ничего! О них и печать вспоминает, их и по телевидению показывают, а когда же о нас вспомнят?
Директор обвел суровым взглядом сотрудников. Те сидели тихо, работали мыслью. И только Иван Захарович Моденов, завкадрами, лысоватый мужчина неопределенного возраста, что-то чертил в записной книжке, да Агафья Агромадных, мэнээс, заинтересованно косилась в его блокнотик.
«В балду что ли играют? — расстроился директор. — Непорядок!» — и сказал:
— Вижу только один выход: раскрыть секреты соседей изнутри. Пошлем к ним надежных людей. Предлагаю Моденова и Агромадных.
Карандашик выпал из рук вздрогнувшего Моденова и покатился под скамью. А директор развил идею:
— Будете уволены временно и поступайте к ним на работу, в Институт Физических Проблем. На месяц. Если потребуется, продлим командировку. Но разузнайте все.
…Утром в понедельник «уволенные» встретились в просторном вестибюле института и едва узнали друг друга. Моденов позаимствовал у соседки рыжеватый парик, а Агромадных, отступив от своих пуританских принципов, неумело раскрасилась.
В отделе кадров их встретил ослепительно улыбающийся мужчина лет тридцати. Моденов затравленно огляделся, перенимая опыт. Да, куда уж было его кабинетику с унылой канцелярской мебелью, фанерными ящиками для личных карточек и пыльным фикусом, до этой красоты!
Мягкие кресла с высокими спинками, приятных тонов стены, керамические вазочки на полках. А в соседней комнате через приоткрытую дверь видна какая-то поблескивающая никелем аппаратура…
Между тем, жизнерадостный кадровик завладел их документами, сложил стопкой и утопил клавишу на пульте. Комнату, плавно нарастая, залил яркий свет. Где-то что-то зажужжало.
— На этих бланках напишите заявления и свои автобиографии. Забрав все бумаги, кадровик удалился в соседнюю комнату, но вскоре вернулся.
— Положите руки на эту панель. Очень хорошо, благодарю вас. Теперь по очереди прочтите несколько фраз из этой книжки. Любых. Вот микрофон, сюда, пожалуйста. Спасибо. Подождите несколько минут.
Кадровик пощелкал тумблерами на пульте, вмонтированном в стол, списал возникшее на табло цифры, снова защелкал переключателем. Застрекотала пишущая машинка, и из щели сбоку поползла белая лента. Кадровик быстро просмотрел ее и ласково улыбнулся.
— Вынужден вас огорчить. Принять на работу вас не можем.
— Как так? Вам же нужны работники моего профиля. Я знаю! Я объявление читал! — возмутился Моденов.
— Выяснилось, что вы не подходите нам по своим данным. Вот справка нашего ИДИПа — импульсно-дистанционного информатора-психографа: «Плохая память, замедленная адаптация к незнакомой обстановке, затруднен процесс принятия решений, отсутствует чувство нового. Нет перспектив роста, слабо развиты административные способности при непомерно раздутом самолюбии…»
Моденов побледнел.
— Вас мы тоже не можем принять. Мне не хотелось бы конкретизировать…
Но так как Агромадных настаивала, кадровик протянул ей справку: «Ограниченность мышления, эпигонство, жестокость к близким людям, стремление выдавать себя не за то, что есть на самом деле…» Она перестала читать и недоуменно подняла глаза на кадровика.
— К сожалению, вы не соответствуете нашим требованиям. Вы прирожденная домохозяйка, наука не для вас. На работе у вас всегда будет неодолимое желание вязать свитера и носки…
Откомандированные встали. Моденов зловеще прошипел:
— Клевета! Как вы смеете? Я этого так не оставлю!
— Это не я. Это — ИДИП. Он проанализировал ваши душевные и интеллектуальные свойства по почерку, рисунку линий на ладонях, походке, движениям, интонациям и тембру голоса и прочим данным… экстраполировал развитие ваших качеств в будущее и выдал ваши характеристики. А также ориентировочные ваши портреты через пятнадцать лет. Можете полюбоваться.
На перфоленте мелкими крестиками были выбиты два рисунка. Лысый мужчина с тенями на пол-лица и дородная оплывшая тетя. Иван Захарович потрогал парик (откуда догадались?) и осторожно забрал свои документы. Агромадных, поджав губы, тоже сгребла со стола свой паспорт и трудовую книжку. И они ушли…
…Внедрив ИДИП при подборе кадров, Моденов прослыл человеком деловым, творческим, не чурающимся рационализации. Институт теперь тоже имел дипломы, премии, благодарности и даже был открыт (скорее, приоткрыт) некий эффект. Однако ИДИПу Иван Захарович не доверял, хотя теперь ему не приходилось мучиться, принимая решения, получать выговоры за невыполненные по забывчивости поручения.
— Электронным мозгам свойственно заблуждаться! — постоянно говаривал он своей супруге. — Помнишь, как машина во мне ошиблась? Боюсь я этого ИДИПа, подведет как-нибудь, ох, подведет!
Его жена, бывшая Агромадных, дебелая женщина, давно оставившая науку, не отрываясь от вязания, делала пренебрежительную гримаску:
— Надоел ты со своим «идиповым комплексом»… Разумеется, подведет. Не знаю, как тебя, а вот мою душу он понять не смог!
ЦИВИЛИЗАЦИЯ ИККИ
Ик и Ки сразу после завтрака, воспользовавшись тем, что воспитательница журила озорного Ша, улизнули в заросли лепидодентронов. Ик выбрал большой черный камень с гладкой поверхностью и вопросительно уставился на Ки.
— Что сегодня будем рисовать? Та зачастила скороговоркой:
— Папа Пи открыл новую комету… дядя Фу трансплантировал сердце дедушке…
И Ик острым ножиком из прочнейшей стали начал процарапывать рисунок.
Кабрера повертел на ладони небольшой камешек. На двух гранях его были прочерчены тонкие линии, складывающиеся в замысловатый рисунок.
— Нет, Альварес, не более двух песо. Ты мне натаскал уже несколько тысяч таких камней. Говоришь, что откапываешь их в Андах… А может, ты их сам царапаешь?
И он подозрительно уставился на смуглого перуанца. Тот возмущенно что-то затараторил.